Судьба по-русски

– Нет, только мама! – В голосе дочери послышался страх.

Взглянув на лицо Лиды, понял, что мне жалко вырывать ее из глубокого сна. Знаю ведь, как она устает: два вызова в день на работу (один – на репетиции, другой – на спектакль), четыре поездки в метро и автобусе, авоськи, стирки, глажка…

– Спи, спи! Утром поговорим! – шикнул я на дочь.

– Мама! – уже в голос закричала Света.

Лиду и маму словно ветром сдуло с кроватей. Втроем мои женщины кинулись в ванную.

И тут что-то недоброе заколыхалось внутри меня: я – одинок, у них секреты от меня. Потерял я дружочка… Эгоизм накручивал мне на нервы всякую чертовщину.

Троица вернулась в комнату на цыпочках.

– Что случилось? – спросил я Лиду, стараясь подавить в себе ревность.

– Ну… Это наши женские дела… Спи!..

Нет уж, тут не до сна… И я понял – мне нужен сын!

Но иметь второго ребенка врачи нам категорически не советовали – у Лиды было что-то неблагополучно со щитовидной железой. Оставалось самого себя убеждать: знать, не судьба…

Так я и жил, с завистью к своим друзьям, у кого есть сыновья. Это видела, чувствовала Лида… Как-то она поделилась со мной:

– Женя… Мне один профессор сказал: «Если бы вы были моей дочерью, я бы непременно посоветовал родить!..»

И вот однажды…

Шел я по залуженной октябрьским дождем Москве: решил пройтись после генеральной репетиции спектакля «Привидения» по Г. Ибсену. Мне хотелось побыть одному, обдумать еще раз свою роль Освальда: каким он предстал перед зрителем? Шел, переживал все заново, переосмысливал. Все ли удалось? Ведь пока дошло до сегодняшнего прогона, спектакль пережил четырех режиссеров: Бориса Эрина, Михаила Габовича, Вениамина Цыганкова, Константина Зубова… И каждый из них привносил в пьесу и образы героев что-то свое, предлагал разные трактовки, порой противоположные. А тут еще не давали покоя чьи-то слова: «Вот Павел Николаевич Орленев (выдающийся русский артист) в этой сцене играл так, что в зале обмороки случались!..»

Спасибо Елене Николаевне Гоголевой (она играла мою мать фру Альвинг), которая успокаивала меня: «Женечка, вы зря нервничаете. Идите от себя…»

Насилие (режиссерское) над актером не только не полезное дело, но и непоправимо вредное. Насилие убивает актерскую органику, искренность и, как часто бывает, рождает фальшь. К сожалению, не всем режиссерам удается понять природу артиста и направить ее в русло развития характера и обстоятельств. Если это понять, то уж сам актер начнет жить на сцене свободно, как дельфин в водном просторе.

Я же чувствовал себя после прогона спектакля той рыбкой, которая то и дело тычется в стекло аквариума… Знаменитое «режиссер должен умереть в актере», по-моему, не состоялось. Гирями висели на мне режиссеры…

Так, в раздумьях, в сомнениях, с отрицательными и положительными эмоциями (а были и такие – коллеги поздравляли с удачей) я пришел домой…

А дома… Вижу – мама в слезах:

– Женя! У тебя родился ребенок!..

– ???

– Сын!

– Какой сын?! Ведь рано еще!

Никаких подозрительных мыслей, которые могли бы прийти в голову любому мужчине в подобной ситуации, не было. Беспокоило другое – ведь только семь месяцев беременности! Или тот профессор-советчик ошибся? Что с Лидой? И какой родился ребенок?

Главврач родильного дома рассказал мне:

– Случай редчайший… Вопрос стоял так: или мать, или ребенок… Мы откровенно заявили, что нужна операция… Предложили ей посоветоваться с вами. Она ответила: «Его не беспокойте. У него сегодня сдача спектакля. А ребенок должен жить. Он очень хотел сына…» Это были ее слова перед операцией. Слава Богу, живы оба…

Сейчас, глядя на внуков, я все чаще думаю: родившийся до срока наш Андрей, как бы в знак признательности за дарованную ему матерью жизнь, подарил и нам внуков. Евгения и Надежду!.. Они «встали в строй» за Алексеем – сыном Светланы… Дети и внуки очень дружны, умеют заботиться друг о друге и защищать – разве это не счастье?..

После выхода на экран фильма «Любить по-русски» мне часто, иногда с подковыркой, задают вопрос: «А как это – по-русски?» Хочется ответить:

– А вот так!..

О Вере Павловне

Весна 1945 года… Всем было ясно, что скоро конец войне – бои шли уже в Берлине. Явственно чувствовалось победное настроение.

Люди мечтали скорее вернуться к мирной жизни.

В это время в Новосибирске проходила окружная армейская олимпиада, на которую съехались участники художественной самодеятельности из сибирских воинских частей. Я представлял на этом смотре наше Тюменское пехотное училище – читал «Василия Теркина». В жюри входило немало замечательных деятелей культуры, тех, кто еще оставался в Сибири в эвакуации и не успел вернуться в свои города.

В антракте ко мне подошел начальник политотдела училища – он был душой нашей самодеятельности, поздравил с успехом и сказал:

– Вот бы вам после войны попасть в руки Веры Павловны Редлих: она очень хвалила ваше выступление…

Я знал, что главный режиссер новосибирского театра «Красный факел» была членом жюри. Сейчас не стыдно признаться, что мое чтение популярнейшей тогда поэмы Александра Твардовского было в основном адресовано ей – Вере Павловне…