Судьба открытия

— Палеозойские леса, — шевелил он губами, записывая. — Так! Вот они остались здесь, в земной коре. Нынешний каменный уголь — залежи его составляют во всем мире… Или в пересчете на углекислоту… Так, десять нулей, одиннадцать нулей… Теперь… мхи иногда тоже остаются в виде торфа. Сколько же его? Так! Горные породы поглотили при выветривании… А возвращается все это в атмосферу? Нет, убывает, а не возвращается! Но тут все чепуха и пустяки. — Лисицын стукнул по столу линейкой. — Моря — вот куда уходит углекислый газ!..

Страница тетради перед ним пестрела колонками цифр.

Часы ударили раз. Половина пятого? Нет, оказывается, половина шестого.

Темные глаза Лисицына устремились вдаль и застыли. Лампа отразилась в них маленькими зелеными абажурчиками.

Он задумался о морях. Сейчас он представлял их себе не похожими на Финский залив — не серыми с гребешками пены, не туманными. Скорее, они казались ему такими, как на глобусе: яркий синий цвет, меридианы, параллели и жирная линия экватора.

И каждую минуту в них идет процесс: углекислый газ из воздуха растворяется в морской воде. Уходит из воздуха безвозвратно.

Сейчас он мысленно видел, как в океанах образуются углекислые соли, как из этих солей растут раковины морских животных, как из раковин складываются коралловые рифы, атоллы, меловые горы.

«Вот она где, кладовка-то!»

Снова склонившись над тетрадью, он подсчитал: за сотни миллионов лет моря построили огромные толщи осадочных пород; известняки, мел, мрамор, доломиты почти наполовину состоят из углекислого газа, в давние времена поглощенного морской водой. На образование осадочных пород земной коры пошло углекислоты приблизительно в тридцать тысяч раз больше, чем имеется в современной атмосфере.

Карандаш вывел внизу страницы цифру «30000» и выпал из пальцев. Веки Лисицына закрылись. Перед ним уже плывут лазурные острова, зеленеют широкие листья бананов, вздымаются фиолетовые известковые скалы. Скалы тают на глазах — растекаются струями газа.

«Усовершенствуй плоды любимых дум, не требуя наград… это… чудачка, зачем она в дверь стучит… и людям всегда щедрое солнце…»

— А? — встрепенувшись, спросил Лисицын.

— Завтракать хозяйка велела идти, — сказала, приоткрыв дверь, кухарка.

Фрау явно сердилась: не сама пришла звать его к столу.

За окнами было уже совсем светло.

Теперь все выглядело по-новому, стало радостным, праздничным, значительным. Вот столовая с громоздким дубовым буфетом, с разрисованными тарелками, симметрично развешанными на стене. И тут казалось хорошо, — неважно, что из кухни чад. И везде казалось хорошо… «И просто не верится, — думал Лисицын, намазывая маслом мягкий ломтик булки. — Непонятно, как об этом раньше никто не догадался? Какая мысль! А способ найду; честное слово, найду. Взять немного из природных запасов… тысячекратные же запасы! Ох, дорогой мой, вот здорово!»

Добавить в атмосферу несколько сот триллионов пудов углекислоты, он ясно понимал, — дело не совсем легкое. Надо разрушить целый горный хребет известковых пород, например, квадрильон пудов камня, почти шесть тысяч кубических верст. Однако, если найти способ, чтобы силы природы сами действовали на известняк, разлагая его, чтобы нужно было только управлять процессом… Да неужели не по силам это человеку? Пустяки! Ну год, ну два года труда. И можно не сомневаться. Задача узкая, определенная.

Откуда только начать? Первый грубый пример: известняк обжигают в печах — остается известь, углекислый газ уходит в воздух. Но горы, конечно, или целые острова обжечь в печах невозможно. Не помогут ли тут какие-нибудь бактерии? Надо скорее приступить к опытам. Опыты покажут.

К вечеру, когда Лисицын принес колбы, пробирки, бутылки с химическими реактивами, хозяйка посмотрела на него косо. А на следующий день, когда зашипела паяльная лампа и в коридоре запахло кислотами, фрау пришла к квартиранту и сказала, что безобразий в своем доме не потерпит. Откуда она знает, вдруг он… как это объяснить по-русски… вдруг он бомбу делает? И вообще, не есть порядок. Если хочет жить, как раньше, прилично, пусть, пожалуйста, живет. Битте шен. Только без этих штук!

На подоконнике блестели пугавшие ее стеклянные шары, с шумом взлетало бесцветное пламя. На полу лежали картонные коробки, которые ей хотелось с негодованием толкнуть ногой.

«А ну тебя к черту!» — усмехнулся про себя Лисицын.

Для благоустроенной лаборатории, решил он, хорошо иметь комнаты две. Оборудовать их, конечно, как следует. В третьей — кабинет и спальня. Всего, значит, понадобится квартира в три-четыре комнаты. Такую нужно и снять. И подумаешь — немка! Не сошелся свет клином.

…Дворники подметали тротуары. Была оттепель, с крыш капало. На Ропшинской, недалеко от Большого проспекта, встретился человек с гренадерскими усами. Лисицын узнал в нем извозчика, даже имя-отчество вспомнил: Егор Егорыч.

— Здравствуй, Егор Егорыч, — сказал он.

Отставной солдат остановился:

— Здравия желаю! — и тут же озадаченно наморщил лоб. — Виноват, ваше благородие, память стариковская…