Судьба открытия

На полу лежала связка книг, присланных вчера из магазина. До сих пор заняться ею было недосуг. Книги завернуты в печатную бумагу, в листы разорванных журналов или прошлогодних календарей. Один из листов — с чьей-то крупной фотографией. Точнее говоря, на обрывке бумаги уцелела только нижняя половина лица, небольшая аккуратная бородка и воротник, расшитый золотом.

Нагнувшись, он посмотрел на запакованные книги. Прочел под рисунком:

«Его Императорское Высочество великий князь Константин Константинович. Родился 10 августа 1858 года. Второй сын Е. И. В. в. к. Константина Николаевича. С 1889 года бессменно президент Академии наук. Главный начальник военно-учебных заведений…»

Да, бородка именно такая, слегка разделенная надвое. Лисицыну случалось видеть Константина Константиновича. Великий князь однажды приезжал к ним в корпус.

Там это было целое событие. Офицеры задолго готовились к «высочайшему» приезду. В день приезда отменили уроки, кадет переодели в парадные мундиры, выстроили в зале. А было это, вероятно, еще в пору очень тесной дружбы с Глебовым…

Лисицын откинулся на спинку дивана. В мыслях — Глебов, курсовые сходки, Горный институт; проскользнул и какой-то женский образ из знакомств студенческих времен.

Между тем за закрытой дверью тихо звякнуло стекло.

Кто в лаборатории?! Сразу побледнев, он сорвался с места. Бросился за дверь. В темноте еле нащупал выключатель. Зажег одну, вторую, третью лампу. Задыхаясь от ударов собственного сердца, пробежал по всем углам. Распахнул шкафы.

В лаборатории нет никого!

Оказывается — фу ты, напугала как! — сама собой лопнула стеклянная трубка, на шнурах подвешенная к потолку, которая питает аппараты углекислым газом.

Он подобрал осколок. Трубка — пустяки. Сменить ее на новую — дело двадцати минут. Но сердце билось, и острая тревога, охватившая его теперь, не проходила.

Он облокотился о подставку аналитических весов и неподвижно простоял час-полтора. Глядел вглубь лаборатории. Чувствовал, что за стеной — передняя, а за передней — лестница. На лестнице — Микульский.

Лишь к утру он смог стряхнуть с себя ночной кошмар. И тут ему опять почему-то вспомнился Константин Константинович.

Из-за плотной черной шторы прорвался первый луч солнца. По дверце шкафа вытянулась золотистая полоска. Лисицын потушил все лампы, поднял шторы. Увидел за окном розовые облака.

Быть может, солнце принесло такую перемену: у него легко-легко стало на душе.

О великом князе говорят: среди царских родственников он самый просвещенный. Будто не сравнишь его с царем. Сочиняет и печатает стихи, подписывая их скромно буквами «К. Р.»; Лисицын, впрочем, не читал его стихов. Может статься, и хорошие стихи. И, как-никак, президент Академии наук. Деятель огромного влияния. Если показать ему все горизонты, весь размах идеи синтеза, он сумеет оценить ее не по-торгашески. Все же речь идет о благе русского народа. Великий князь обязательно возьмет идею под защиту!

Егор Егорыч давно не видел своего хозяина веселым. А сегодня с раннего утра барин вдруг чего-то разыгрался с Нонной. Собака взвизгивает, лает, прыгает, стучит хвостом; барин бегает с ней из комнаты в другую, бросает кусочки колбасы. Смеется. Заглянул мимоходом на кухню:

— Доброе утро, Егор Егорыч! Прости — разбудили мы тебя?

После завтрака он велел почистить фрак и позвать парикмахера.

День стоял на редкость пригожий. Солнечно и ни единой тучки; небо — голубая сияющая бездна. Совсем по-летнему тепло.

В Павловский дворец Лисицын отправился по железной дороге. Он был торжественно одет: в великолепной (правда, не очень модного покроя) фрачной паре, в манишке снежной белизны, с белым бантом на стоячем туго накрахмаленном воротнике. Бант прикрывала только что подстриженная строгой формы борода, отливающая яркой бронзой.

В Павловске с ним вместе из вагона вышли двое. Они были похожи на отставных военных. Следом за ним они прошли через здание вокзала. Видимо, оба приехали тоже во дворец: спешили по той же самой аллее, по которой устремился Лисицын.

Когда он уже начал подниматься на дворцовое крыльцо, его остановил как из-под земли взявшийся жандарм:

— Вы по какому поводу здесь?

— Я к великому князю. Имею важное дело.

— Нельзя к великому князю.

Лисицын принялся с наивностью настаивать:

— Да говорю, у меня срочное дело. Государственной важности.

— В письменном виде подайте. Лично нельзя. Проходите, освободите крыльцо. Прошу — во избежание недоразумений!

Пришлось вернуться на вокзал. И попутчики вернулись — значит, у дворца их постигла та же участь.

На вокзале, пока ждал поезда, он заметил небольшой книжный киоск. Рассеянным взглядом пробежал по прилавку. Вдруг купил одну из книг: «Стихотворения К. Р.» Ее ему завернули, завязали.

А два часа спустя он был уже в Петербурге, в своем кабинете. Едва приехав домой, взялся за бумагу и перо.