Поддели крышку лопатой — гнилое дерево трухляво сломалось. Но вот крышка сорвана с гвоздей. Все сразу заглянули в ящик. Там оказались бесчисленные банки, каждая с притертой пробкой; в банках — белые, желтые, зеленые, кое-где слипшиеся в сплошную массу порошки.
Отталкивая всех, Федор Николаевич принялся перебирать добычу. Наклеек с надписями на большей части банок не было вообще, а если где даже виднелись остатки бумаги, они побурели, выцвели и, сгнившие, сползали бесполезной чешуей. Ни на одной наклейке прочесть ничего не удалось.
Шаповалов рассматривал какой-то ярко-желтый порошок.
— Что это? — спросил он у Федора Николаевича.
Федор Николаевич замялся.
— М-да, — сказал он. — Сера, может… Серный цвет. Или пикриновая кислота, скорее.
— А для чего она?
Лицо Федора Николаевича стало глубокомысленным.
— Для разных нужд! Взрывчатка, что ли, — я не помню точно. Либо как лекарство, вероятно, применяется…
Снова начали копать. Постепенно достали из земли еще три ящика. В них были странной формы толстые куски стекла. Стекло хорошее — по-видимому, оптическое. Из одного ящика извлекли прозрачные плиты с волнистой поверхностью, изогнутые, как стенки цилиндра; из других выкладывали то массивные шаровые сегменты, то стеклянные кольца, шлифованные по окружности.
Шаповалов требовал ответов на вопросы: что это? зачем?
Федор Николаевич отмалчивался и отводил взгляд в сторону. Наконец сказал, что врать не хочет — не знает он такого стекла. И оно ему не нужно вовсе. Ну, мало ли, подумаешь — стеклянные круги и плиты! Нет смысла голову ломать над ними. Кинуть надо здесь, и только!
— То есть как это — кинуть? — возмутился Шаповалов.
Сошлись на том, что непонятные плиты и круги повезут на спасательную станцию. Уступая Шаповалову, Федор Николаевич дал обещание непременно выяснить, для чего они могли быть предназначены. Федор Николаевич сказал: ладно, он напишет в техникум, где учился, спросит. И банки с реактивами он тоже, конечно, возьмет. Но в содержимом их сумеет разобраться сам.
Все это сложили на телегу.
Полуденный жар схлынул. От лошадей, телеги, от человеческих фигур на степь падают уже довольно длинные тени.
— Едем, товарищи! — заторопился Федор Николаевич.
А Шаповалов опять проявил какое-то упрямство. Он намерен был еще пересмотреть груду обломков, которые вчера высыпал из одного совсем распавшегося ящика и из сгнивших мешков. Эти обломки и осколки лежат кучей недалеко от края ямы. Они где облеплены глиной, где поблескивают на солнце; видно, что там нет ни единого целого предмета.
Терпение Федора Николаевича лопнуло.
— Да зачем вам рухлядь сдалась! — принялся ругаться он. — Хлам всякий!
— Не хлам, а раз взялись раскапывать, нужно по порядку!..
— Смешно! Что вы тут отыщете?
— Послушайте, Федор Николаевич…
— Вы понимаете — некогда мне из-за вашего хлама…
Но Шаповалов настоял на своем. Он вынул из кармана карандаш, блокнот и стал записывать. Федор Николаевич по виду обломков называл ему, какие здесь примерно когда-то были посуда и приборы. Захарченко по штуке перекладывал битое стекло…
Тут все оказалось обыкновенное лабораторное: остатки колб, воронок, трубок, шары от аппаратов Киппа, раздавленный фарфор тиглей. Кроме того, среди стекла нашлись разобранные очень ржавые лабораторные весы, медный трехходовой кран, погнутые колпаки из жестяных пластин и, вдобавок, изуродованные части явно самодельных электрических устройств — вероятно, дуговых ламп для освещения.
Наконец все примостились на телеге возле ящиков и поехали домой.
Когда телега тронулась, кучер сказал:
— Буржуи, что ли, прятали? Добра-то погубили, чтоб им провалиться!
Захарченко вытер руки носовым платком. Улыбнулся Шаповалову:
— Ну вот, раскопали, говоришь? — И, стряхивая пыль со своих матросских брюк, будто вскользь заметил: — Гляди, чего только не сделаешь для дружбы! Петька, а?..
Шаповалов же, в свою очередь, испытующим взглядом посмотрел на Федора Николаевича.
— Так чем был занят Поярков? — спросил он. — Вы в этом разберетесь? На вас можно положиться?
— Пустяки! — легкомысленно воскликнул Федор Николаевич. — Погодите, вот составим список реактивов, которые тут в банках. По списку вам отвечу без ошибки. Не академия была у штейгера, подумаешь!
С тех пор почти неделю Шаповалов каждый день ходил в лабораторию на спасательную станцию. Федор Николаевич встречал его с каждым разом все более сердито.
— Смысла не было выкапывать, — ворчал он, поднимая голову от линеек нотной тетради. — Да на что вам это, объясните мне, пожалуйста? Плюньте — я советую.
Дело кончилось тем, что Федор Николаевич признался: определить содержимое банок ему никак не удается. Но он тотчас успокоил Шаповалова, пообещав послать образцы всех реактивов вместе с образцами фасонного стекла на экспертизу в техникум, где все выяснится сразу — там очень опытные химики. Только теперь время неудачное: каникулы, люди отдыхают. Придется подождать до сентября, до октября. Пока он велит вынести эти ящики в сарай, а осенью из них отправит в техникум посылку. Не такая-то уж срочная задача — не правда ли?