Судьба открытия

— Машинистом работаю на проходке ствола.

— Бачь як! — Танцюра поднял брови. — Машинистом?

— Машинистом, — скромно подтвердил Данилка. Однако прищурил глаз, точно хотел сказать: «Не вы одни, я тоже не лыком шит». И заговорил через минуту, притрагиваясь к руке то одного, то другого рабфаковца: — Квалификацию-то многие из наших получили. Помнишь Алешку Стогнушенко, комсорг был на девятом номере? Тот учился на курсах механиков вместе со мной. А помнишь, был Рукавишников Митька? Он сейчас десятник по капитальным работам. И Тяпкин Серега, и Ванька Цыганок… да мало ли! Вот сами поживете здесь — увидите.

Петр Шаповалов шел, смотрел, не замечая капель пота, стекающих по лицу, забыл, что в руке тяжелый чемодан с книгами.

Вот-вот уже начиналась территория стройки; оттуда доносился шум. Было слышно: стучат по металлу пневматические молотки, визжат круглые пилы. Веселое что-то, праздничное было -в этом шуме. Вон экскаватор протянул свой длинный хобот, вон штабелем сложены бочки — наверно, в них цемент. Кучи досок, бревен, кирпича. А там, поодаль, что такое строят?

— Данила, а там что?

— Там будет коксобензольный завод.

Над головой — безоблачное небо. Солнце жгло почти отвесными лучами.

— Наша бригада, — сказал Захарченко, — вызвала монтажников на соревнование. Пока мы держим сто двадцать процентов плана.

Шаповалову было и радостно — приехал, как к себе домой, — и в то же время он чувствовал себя немного виноватым.

«Без тебя обошлось. Мы, скажут, новый Донбасс строили, а ты спрятался, как черепаха. И нашел когда! Просидел за книжкой. Диктанты писал, задачи по алгебре решал. А потом явился незваным гостем».

«Незваным ли? — подумал он. — Ну, это мы еще посмотрим!»

Ему вспомнились дни и вечера, проведенные в рабфаке. Вспомнилось, что в чемодане — вот здесь, в руке — в широком блокноте среди конспектов и записок есть та самая, особенно поразившая его цитата из Менделеева: «Настанет, вероятно, со временем даже такая эпоха, что угля из земли вынимать не будут, а там, в земле, его сумеют превращать в горючие газы и их по трубам будут распределять на далекие расстояния». И Ленину, вспомнил Шаповалов, понравилась эта мысль. Чтобы и под землю людям не надо было спускаться! У Ленина есть статья, ее название: «Одна из великих побед техники». В ней Ленин сказал, что подземная газификация «означает гигантскую техническую революцию».

Прошлой осенью, услышав впервые об идее превращения пластов угля в горючие газы, Петька пришел в восторг и спросил у преподавателя: в какой вуз надо поступить, чтобы научиться этому? Преподаватель ответил: нет специального вуза. Для газификации, объяснил он, потребуются инженеры разных профилей. Нужны будут и энергетики, и горняки, и химики. Петька захотел узнать, кто ученый, который придумал такую вещь. «О, — воскликнул преподаватель, — Дмитрий Иванович Менделеев!» — и раскрыл книгу, дал рабфаковцу про< честь, что говорили о подземной газификации угля Менделеев и — позже — Ленин. Шаповалов тогда выписал в свой блокнот цитаты. Еще раз задал вопрос: «Менделеев? Значит, химия привела к этой мысли?» — «Химия, — подтвердил преподаватель. — Конечно, химия! Основа техники будущего!»

Сейчас, идя по степи, Петька беспокойно оглянулся. Подумал: неизвестно еще, как отнесется Хохряков к выбранной им специальности; не скажет ли: «Чистой работы ищешь». Спросил у Захарченко, притронувшись к его плечу:

— Хохряков здоров, все в порядке у него?

— Александр Семенович? — переспросил Данилка.

— Александр Семенович.

— Он секретарь парторганизации у нас… Ну, братва, прощайте, до завтра. Или — послезавтра я свободный — лучше до послезавтра. Побежал я, до свиданья!

Данилкина кепка мелькнула за невысокой эстакадой и скрылась. По эстакаде под уклон медленно катились вагонетки с породой; видно было, что порода мокрая: из вагонеток капала вода. Тут же около шахтного копра, облокотись о перила, стояли два проходчика. Оба были в резиновых сапогах, в серых резиновых брюках навыпуск, в серых резиновых куртках, в кожаных шляпах со свисающими на спину полями. Поднялись, наверно, только что из-под земли: на одежде у них еще не просохли пятна жидкой красноватой глины.

— Спецовка-то до́бра, — задумчиво проговорил Танцюра и остановился. — Добра, як наши хохлы кажуть.

— Ничего, Вася, — сказал ему вполголоса, размышляя о своем, Шаповалов. — Кто нас послал учиться: партия? Партии, значит, нужно, чтобы мы учились. И, значит, не должно быть нам стыдно с тобой…

— Да ну тебя! — махнул рукой Танцюра. — Давай пошли! — И ладонью подтолкнул товарища в спину.

Ему хотелось скорее быть на Русско-Бельгийском — теперь он называется рудник номер четыре, — увидеть свою сестру Марийку — сестра вышла замуж за инженера Косых, — познакомиться с новым родственником. Хотелось скорее увидеть Марийкину подругу Ольгу. Обрадуется ли, думал Танцюра, Ольга его приезду или безразлично ей? Она такие письма хорошие писала!

«А Петьку хлебом не корми — о морали любит рассуждать. Дывы́сь, яки́ шука́е сложности… Та на що воны? Учимся, и ладно: на то — советская власть».

— Пошли! Что ты стоишь?