Но только ушла Мирослава, как появился Виктор. Оленич всегда радовался приходу своего приемыша, уверовав, что это действительно родственная ему душа. Истомленный одиночеством, он, давно искавший привязанности, чтобы излить переполнявшие его нежность и потребность заботы, так и ринулся навстречу неустроенной юношеской судьбе. И вот мальчик вырос! Галя относилась к нему как к равному, как к товарищу, но Мирослава еще не видела его. Хотя Оленичу давно хотелось, чтобы Витя и Мирослава познакомились. У них было что-то общее, как ему казалось может быть, стеснительность и мягкость в характерах, даже внешне они были похожи: смуглые лица, темно-русые вьющиеся волосы и паже глаза были схожи - отуманенные грустью и задумчивостью. Может быть, и их судьбы схожи?
Словно угадывая раздумья Оленича, Галя вдруг воскликнула:
- Как жаль, Витек, что ты опоздал! Тут была моя подружка, Мирослава. Вот бы тебя с ней познакомить!
- А что в ней особенного? - пожал парень плечами, явно смущаясь перспективой предстоящего знакомства.
- Да ты с первого взгляда втрескаешься!
«Все идет своим чередом, - вдруг подумал Оленич. - Витя уже вырос, пора ему влюбляться, настало его время жизни. Влюбится, женится, уйдет в свои семейные заботы, в свои радости и трудности, и он, Оленич, может, уже никогда не увидит в мальчишечьих глазах того восторга и преданности, которые замечал при каждой встрече. Разве что, когда пойдет служить в армию, вспомнит. Что поделаешь, от этого никуда не уйти, этого не избежать. Остается пожелать мальчику и любви, и семейных забот».
В палату вошла Людмила Михайловна и вопросительно взглянула на Галю:
- Галочка, знаешь, о тебе там допытывается какой-то молодой человек: уже три раза звонил. Ему объясняют, что ты занята, а он даже с угрозами требует тебя к телефону. Ты, пожалуйста, предупреди его, чтобы больше этого не делал.
- Наверное, Богдан! - вспыхнула Галя. - Да вы, Людмила Михайловна, не обращайте на него внимания: он же огнеопасный. Иногда такого нагородит… Страсть какой ревнивый!
- Но тон его разговора слишком агрессивный, - хмуро посмотрела на девушку Людмила Михайловна. - Тебе от него достанется, наверное.
- От него можно ждать всего.
- А почему он спрашивал, виделся ли с тобой Витя? Уже не ревнует ли тебя к нему?
- Что вы ему сказали, Людмила Михайловна? Ведь Виктор только что пришел.
- Не бойся, я не знала, что Витя в госпитале. Ты беги, иначе нарвешься на скандал.
- Пусть успокоится! Он как сдуреет, так ничего не соображает. Пусть побесится, а я подожду Славу. Витя, ты обязательно познакомься с этой гуцулочкой.
Когда вошла Криницкая, Оленич уже почти не слушал Галю: он смотрел на Людмилу с такой жадностью, словно не видел ее вечность. Про себя он отметил, что что-то изменилось во всем ее облике: то ли щеки больше запали и поэтому удлинился овал лица, то ли плечи опустились от пережитого, и поэтому кажется, что шея стала тоньше, а фигура стала стройнее и еще изящнее.
Об этом не надо думать! Он знал и понимал, что думать об этом нельзя, невозможно для него. И не только потому, что и Гордей, и Данила Романович выработали в нем боязнь волнений, сильных стрессов, а потому что он сам интуитивно предчувствовал грозящую ему беду. Он не разобрался да и не хотел разбираться, какую опасность принесут ему обжигающие грезы об этой женщине. Можно преодолеть обморочное состояние, можно победить немощь организма и отвратить даже последний шаг к беспамятству, что ему несколько раз удавалось, но проявить малодушие и открыться ей было невозможной вещью. И поэтому он боялся того чувства, которое давно уже возникло в нем и чуть ли не каждый день разрасталось, охватывало его как пламень. Да, он боялся, что однажды она ласково даст понять, что она не сможет ничего ему дать.
Людмиле и невдомек, что сейчас творится в душе у Андрея, какие мысли возникают в голове, какие чувства переполняют его. Если бы она хоть немного знала, сколько страданий и сколько счастья она приносит ему одним лишь своим присутствием!
- Тебе. Витя, нужно быть поосторожней, - нахмурясь, предупреждала Людмила Михайловна юношу. - Старайся не встречаться с Богданом. Этот задиристый ревнивец опасен.
- Разве ты его знаешь, Виктор? - удивился Оленич.
Витя засмеялся:
- Богдан и вам знаком, капитан: помните, как он избивал меня в парке за то, что я не хотел пристать к его воровской шайке? Вы так прикрикнули на них, что они разбежались.
- Так это был он? Ну, я думаю, теперь тебе его бояться нечего: ты вон какой крепкий и сильный! - Оленич на мгновение умолк, потом задумчиво проговорил: - Да, тот день я помню…