Судьба офицера. Книга 3 - Освященный храм

— Зачем? Меня он не очень интересует. Я хочу знать больше о тебе. Ты меня волнуешь. Если я правильно понял, тебе поручено убрать меня. Но вот ты передо мною, и тебе ничто не мешает прикончить меня. У тебя силища быка, а я немощен. Даже сопротивления не окажу. В чем дело? Кажется, я понял, что ты не хочешь служить Крыжу, ты не хочешь портить свою жизнь ради прихоти старого преступника, тем более собою прикрывать следы его злодеяний. Тебя могу понять, его — нет. Почему он верит тебе?

— Вынужден верить. Он сам уже ничего не может. Он трус.

— А, как я забыл об этом! Он и тогда был жалок и мерзостен… Трусы к старости становятся почти безвольными ненавистниками и паникерами. Они бы весь мир уничтожили, если бы им власть!

— Вот это меня и испугало. Но я не наследовал его качества.

— Что ты думаешь делать дальше?

— Хочу с вами посоветоваться.

— При чем здесь я? Ты связался с Крыжом, ты и развязывайся.

— А если не только его и меня касается? А если нужно, чтобы люди знали? И пока еще не все я знаю… Хочу все узнать! О нем, о его злодействах. Я должен все знать, и вы должны помочь мне возненавидеть его… Он — мой отец.

— Значит, отец… Это меняет существо дела. Вот откуда та фраза: «Да что мы перед силой божьей!»

— Еще в тот вечер, когда я произнес ее, я понял, что вы все помните. Я ведь нарочно выпалил тогда, даже вроде и не к месту, эту поговорку.

— Но куражился ты искренне.

— Я действительно такой бесцеремонный, но это не значит, что я без стыда и совести. Тогда я бесился из-за Людмилы Михайловны. Мне показалось, что кто-то из богачей мира сего обронил случайно редкостной красоты драгоценность, а я нашел. И хотел, конечно, завладеть ею. Но тут вы со своей дружбой, переросшей в любовь… Я думал, что это для нее прихоть, каприз, который развеется, как только я пообещаю ей жизнь в Киеве. Оказалось, драгоценность не для меня… Ладно, что ворошить прошлое!

— Не всякому прошлому дается срок забвения…

— Крыж думает, что все забывается.

— Нет, Эдуард! То наше прошлое, к которому ты не имеешь никакого отношения, не забывается. Оно никогда не забудется. Вот у меня нет ноги, и я все время ее вспоминаю, все время помню, что она была. Вот у Латова были руки, и теперь их нет. Но он всечасно и ежеминутно помнит: были руки! И какая обида и какая боль поднимается в душе! А если люди потеряли мужа, отца, любимого, брата или сына? Нет, парень, это в тысячу раз памятнее и больнее. И страдание неизбывно, потому что оно всенародное, это страдание. И ты должен это знать и помнить. Должен. Обязан. Потому что ты сын Крыжа. И чтоб душа твоя пропиталась ненавистью к его преступлениям — проникнись страданиями людей.

— Сейчас мне предстоит выполнить одно его задание… Да, вот что, зайдемте в комнату, здесь уже темно. Я кое-что вам покажу. А потом о задании скажу.

В комнате Оленич включил свет, и Эдик задернул на окнах занавесочки.

— А чего ты опасаешься?

— Дело в том, что здесь живет моя тетка, родная сестра Крыжа, Евдокия Пронова. И я не ведаю, что она о нем знает и как относится к нему…

— Ты прав, тут я тебя поддерживаю. Ее муж Иван Пронов погиб при загадочных обстоятельствах. Может, она и знает, что это за обстоятельства, но не хочет о них говорить. Или не может доказать. Поэтому мы с тобой должны разобраться в этом, прежде чем придавать все огласке.

— У меня есть еще одно. — Эдик вытащил из кармана тряпичный сверток, развернул его и подал Оленичу темно-синюю замшевую коробочку.

— Что это? — спросил Андрей, осторожно открывая шкатулку. — Женский гребень для волос? Ух ты, бог мой! Какая красота!

— Крыж подарил, чтобы я продал и прокутил. Он приучает меня к сладкой жизни. Как я понял, он взял эту вещь в этом доме. Прошу вас узнать: была ли в этой семье такая драгоценная вещь? Можете взять.

— Доверяешь? Не жаль расстаться?

— Хочу испробовать себя: сладок ли миг расставания с бешеными деньгами? Не дрогнут ли руки? Не засосет ли под сердцем? Мне довелось испытать пронзительную волчью тоску, когда понял, что оказалась несбыточной мечта о Людмиле Михайловне. Расстался с бесшабашностью, а душевного равновесия не обрел.

— Но ведь, кажется, засветилась звездочка надежды?

— Тоня? Да, кэп, вы правы. Хочу дотянуться до нее. Я сказал себе: Эдик, не будь скотом. Здесь нужно иметь чистые мысли и руки.

11

Тоня Магарова оказалась хорошим организатором: на встречу с капитаном явились почти все ребята-старшеклассники, а за ними пришло и несколько девочек. Оленич хотел было девчонок отправить, но с внутренней улыбкой подумал: они же будущие невесты и жены, вон как заинтересованно озираются, с какой гордостью поглядывают на мальчишек! Это им придется провожать своих суженых на службу, писать письма, грустить и ждать, а потом — встречать. Андрей невольно стал смотреть на них уже не как на детей-школьников, а как на новых людей. И кто знает, какие судьбы у них будут?