— Окно было открыто? — Алиса заставляла себя не думать о лежащей в реанимации подруге, она пыталась понять, что произошло. — Зинон никогда не открывала окон, у нее кондиционеры.
— Может, в трезвом состоянии и не открывала. — Мальчишка-милиционер почесал затылок. — А по пьяни открыла.
— Зинон не пьет! — сказала она с нажимом. — Не пьет и не открывает окон.
— Да? Тогда, может, это не она лежит сейчас в реанимации? — спросил мальчишка ехидно, и Алисе захотелось его ударить — сильно, наотмашь. Чтобы он перестал язвить, чтобы на собственной шкуре почувствовал, что значит — больно. Она сжала кулаки так, что ногти впились в кожу. Надо держаться, ради Зинон.
— А что это за история с помершим банкиром? — вдруг спросил мальчишка. Серые, с прищуром глаза смотрели на Алису в упор, и ей стало ясно, что он не так прост и не так бездушен, как кажется, просто у него такая работа, сволочная.
— Не понимаю, о чем вы, — сказала она холодно.
— Я о Ремизове. Ходят слухи, что ваша подруга довела его до ручки.
— Ходят слухи?! — Алиса презрительно улыбнулась. — Не знала, что в обязанности милиции входит сбор городских сплетен.
— В наши обязанности много чего входит. — Парнишка тоже улыбнулся. — Такие, как вы, заваривают кашу, а такие, как я, ее расхлебывают.
Это заявление попахивало классовой враждой. Оно о многом говорило. Парнишка небось вырос в рабочем квартале, скорее всего, в неполной семье. Чтобы вырваться из окружающей его серости, стал ментом. Мог бы поступить в какой-нибудь вуз, но на вуз у его мамы не было денег, а у него самого не хватало знаний, и он нашел единственно правильный выход. Мальчик вырвался из серости и грязи, стал профессионалом, научился уважать в себе человека, но так и не научился мириться с теми, кто «по другую сторону баррикад», с теми, кого он теперь должен был защищать. Алиса его понимала — сама когда-то была такой, — но не одобряла.
— Мы вам еще нужны? — спросила она устало.
— Нет, — буркнул мальчишка, — пока нет. Если понадобитесь, вас вызовут.
— Как скажете. — Алиса отвернулась, взяла Ольгерда под руку. — Поезжай домой.
— А ты?
— Я вернусь к Зинон.
— Но врачи говорят, что до утра ничего не изменится.
— Я помню их слова. Ольгерд, спасибо тебе за поддержку, но будет лучше, если я побуду рядом с ней.
— Я с тобой. — Ольгерд решительно тряхнул снежно-белыми волосами.
— Езжай домой, — сказала она мягко и убрала свою руку. — Извини, мне нужно побыть одной.
Он хотел было возразить, но передумал, проводил ее до крыльца больницы. Поцеловал в щеку, шепнул:
— Не приезжай завтра на работу, отдохни.
— Зинон никогда не открывала окна. — Она всхлипнула. — Ты мне веришь?
— Да, я тебе верю. Держись, Алиса.
Ночь прошла в метаниях и мучительных ожиданиях. Наступивший день не принес облегчения. Операция не помогла. В состоянии Зинон ничего не изменилось, она так и не вышла из комы.
— Сколько еще ждать? — спросила Алиса у врача.
— Я не знаю. — Тот развел руками. — Мы сделали и делаем все, что в наших силах. Мы удалили субдуральную гематому, прооперировали разорванную селезенку, удалили кровь из брюшной полости. Остальное не в нашей власти.
— А в чьей? — спросила она с надеждой.
Врач грустно улыбнулся, поднял глаза к потолку.
Алиса расплакалась…
— Уф! — Виктор опрокинул в себя рюмку коньяка. — Терпеть не могу такие мероприятия. Столько никому не нужного пафоса и официоза! Значит, так, Клим, слушай мою волю! Если я умру раньше тебя, хочу, чтобы ты присмотрел за моими похоронами. Никаких чертовых катафалков, никаких гробов с кондиционерами, никакой прессы. И еще, проследи, чтобы крышка гроба была закрыта, а музыка играла какая-нибудь жизнеутверждающая. В следующей реинкарнации я собираюсь стать рок-музыкантом.
— Отвали. — Клим сбросил пиджак, ослабил узел галстука. — Ты переживешь нас всех.
— Ремизов тоже так думал — и где он сейчас? Закатил пир горой, повеселился напоследок — и отдал богу душу. Клим, там точно не было никакого криминала? В наше время быть банкиром опасно для жизни, отстреливать начали нашего брата.
— Не было криминала. — Клим сел в свое рабочее кресло. — Инфаркт миокарда со всяким может случиться.
— Видать, не подрассчитал старик силенок, переусердствовал ночью со своей дамой сердца. — Виктор невесело усмехнулся. — Кстати, о даме сердца. Что-то я не заметил среди скорбящих госпожу Волкову! Не пришла даже цветочки на могилку возлюбленного положить. Вот она, типичная женщина — пока ты ей нужен, она вся твоя, а стоит только откинуть коньки — и все, некому пыль смахнуть с твоего эксклюзивного гроба за двадцать тысяч евро.
— Заткнись, — устало сказал Клим. — Человек умер.
— Так и я о том же. Человек умер — и мгновенно стал никому не нужен. Интересно, кому достанутся капиталы Ремизова? Будет весело, если нашей общей знакомой.