Судьба нерезидента

Вообще в моей жизни не раз случалось, что наступал вдруг какой-то момент – и некое резкое, радикальное, рискованное решение, чреватое большой переменой в жизни, принималось не на уровне рациональных размышлений, а инстинктивно. Когда я бросался в драку, не задумываясь о последствиях. Вообще-то по жизни я вовсе не драчун и совсем не силач, да и не храбрец. В детских драках в подавляющем большинстве случаев терпел поражение. Но бывали моменты некоего помутнения сознания, когда негодование, гнев достигают такого уровня, что «разум кипит возмущенный». Ну а при кипящем-то разуме какие могут быть рациональные действия? Несколько раз за жизнь такое бывало, но самый вопиющий случай, которым я совсем не горжусь, произошел еще в школьные годы, когда мы с другом возвращались домой и прямо под моим подъездом встретились с большой группой – человек десять – крепких таких ребят значительно старше нас, подростков. И один из них, видимо предводитель, грубо, явно умышленно толкнул меня плечом. И осклабился: ну что, дескать, заморыш, что делать-то будешь? Ну заморыш возмутился и прокричал что-то гневное, осуждающее приверженцев грубой силы. Кто издевается над теми, кто слабее. И я имел все шансы благополучно дать деру – вход в мой подъезд был совсем рядом. Но я им не смог воспользоваться – разум-то кипел. А потому я никуда не сдвинулся и продолжал обрушивать на обидчика гневные инвективы. Предводитель не спеша подошел, прошипел: «Что ты сказал, вошь?» – добавил еще пару матерных слов, а потом принялся методично меня избивать. А его многочисленные подручные стояли вокруг и гоготали. А я продолжал бессмысленно выкрикивать слова осуждения. Предводитель ударил меня пару раз ногой. В третий попытался вроде бы попасть в голову, но я удачно закрылся руками. И тут им показалось, что кто-то появился на горизонте, чуть ли не милиционер (там было отделение милиции недалеко), и они бросили меня и отправились дальше по своим делам.

Бил меня повелитель команчей все же, видимо, не изо всей силы. Потому что даже ребер не сломал, я отделался лишь синяками и кровоподтеками.

То есть мне несказанно, чудовищно повезло, все могло бы кончиться гораздо хуже, теоретически даже летальным исходом. И ради чего было рисковать жизнью и здоровьем? Ради того, чтобы что-то такое доказать подвыпившей садистской шпане? Глупее глупого. Слава богу, ни детям, ни внукам это мое опасное свойство не передалось.

Ну вот и с выходом из КПСС тоже было что-то похожее. Возмущенный разум тоже кипел, но все-таки не так сильно. Не вовсе отключая всякую соображалку. Тут все же дело касалось радикальной неопределенности, когда развитие событий невозможно было просчитать. То есть умом я понимал, что, скорее всего, огребу неприятностей. Но все же был и какой-то шанс выйти из этого положения и с гордо поднятой головой, и не слишком сильно поврежденным.

Тесть уговаривал меня не торопиться с выходом из партии, он вроде бы рассуждал рационально, но на самом деле – исключительно на основе своего прошлого опыта. Однако, как убедительно показал Джон Мейнард Кейнс, прошлое – не пролог, а статистическая частота того или иного события может и не помочь предсказать будущее. Так что бывают моменты, когда с тем же успехом можно действовать безотчетно. Так я в середине 80-х ушел в «Известия», хотя ТАСС предлагал скорый отъезд в длительную престижную и материально выгодную командировку в США. Так потом, вовсе этого заранее не планируя, оказался в 90-х в Англии. И вот так же в один момент я решил покинуть ряды КПСС, движимый не расчетом, а каким-то внутренним чувством, острым разочарованием в Горбачеве и партии, а также, наверно, реакцией на поведение посла Харчева. Не хотел, нет, просто физически не мог я больше состоять с Харчевыми в одной партии, и баста! Противно было, вот и все.

Но к Игорю Абакумову, нашему великому сельхознику и по совместительству партийному боссу, я относился как раз с большим уважением. Отличный был журналист (я много лет спустя очень хотел заполучить его в свой отдел в «Ведомостях», но это отдельная история, к которой я вернусь в середине этой книги) и в высшей степени порядочный человек и, что всегда для меня было важным обстоятельством, не обделенный юмором. За редкими исключениями именно чувство юмора отделяет для меня «своих» от «чужих».

Партийных обязанностей Игорь слишком всерьез не воспринимал. Но все же у него было заведено всех желающих партию покинуть довольно энергично отговаривать. А в то время таких желающих было немало, правда, только во внутренних отделах – в консервативном и блатном международном таких до меня не нашлось. Как на экскурсию потом ходили на меня смотреть.