Судьба некроманта

Вот в этом был самый большой вопрос. Транспортные камни ведь тоже неспроста придумали. Взять хоть магию, с которой мы переместились на клочок земли вне времени и пространства. Там была идея, желание, и это, вопреки всем ожиданиям, сработало. Тут же на вдохновение не было этих нужных минут. В дверь уже уверенно ломились, осыпая нас бранью, да такой забористой, что даже послуживший в королевский войсках Фалько, с недоумением и осуждением качал головой.

Суть перемещения не только в том, чтобы совершить само действие, а отчетливо представлять, куда же ты хочешь попасть. Подобное заклинание не просто сложное, оно утомительное, и в книге Дурином обведено несколько раз красными чернилами с подрисованным черепом, мол, не лезь, дурак, а то убьет. Можно было устроить бойню тут, а вот что делать дальше? Управлять кораблем мы не умели, а путешествовать в шлюпке, в открытом океане, верное самоубийство. Нужно было перемещаться, хоть куда — то, ну, скажем, в то место, откуда нас так вероломно забрал случай, а именно в чисто полюшко, к пещере транспортного камня. Так мы и поступили. Пока Сатана держал оборону, привалившись костяным боком к двери, Коба соорудил небольшой костерок, прямо на полу. Освободившийся Фалько рубил на щепу для огня доску из пола, а я пытался вспомнить заклятия. Незадействованным остался только Питралин.

— Братцы, не погубите. — Заголосил он. — Не отдавайте этим иродам! Я все скажу, во всем признаюсь! Только с собой возьмите!

Мы с принцем переглянулись. Я кивнул только, Фалько подобрался с лезвием к пленнику.

— Ну, смотри, борода многогрешная, если снова врать будешь, Черный Кот тебя в жабу превратит и скакать заставит. Так до скончания века хладнокровным и останешься, а чтобы неповадно другим было, заморожу тебя в студеной воде, вырежу ножиком и в ледник положу.

— Все расскажу, все! — Взвыл дварф. — Я им не просто нужен, я же у них еще кое — что спер да схоронил.

— И что же?

— Да вот такой вот кристалл, сердце дракона. Говорят, это и правда, сердце. Я только с ним и смог с той зверюгой совладать. Он же как, когда принимает, а когда отдает магию. Мой кристалл спит сейчас.

— Где?

— Да в деревне, под крыльцом схоронен, в крынке. Я его для надежности простоквашей залил.

Пока мы готовились к отходу, а дверь стонала под ударами топора, вот — вот готовая сдаться, Питралин поведал следующее. В числе прочих он нанялся на пиратское судное, еще и не подозревая, что оно таковым является, однако, когда корабль вышел в открытое море, то поднялся бунт. Офицеров казнили без разговоров, оружие и корабль захватили, а вольнонаемным, из тех, что в шайке не состояли, предложили, либо за борт прыгать, либо к матросам удачи присоединиться. Питралин дураком не был, но и воевать за так не хотел, и решил пока согласиться, а потом уже смотреть, как руки на этом нагреть, да потом ноги унести. Первым желанием было удрать, как только корабль пристанет к берегу, однако не вышло. Вместо того чтобы пойти назад, к большой земле, мореходы развернули паруса и погнали судно в океан, где они провели десять дней, страдая от морской болезни. Дварфы лучше переносят открытую воду, допинг им для этого не требуется, но все дело, видимо, в вестибулярном аппарате. Пришлось Питралину хуже всех, а когда он смог подняться и, выбравшись на палубу, взглянуть за борт, то увидел цепь островов. В этом месте пираты оборудовали свою базу, возвели форт, расставили вышки, сделав сушу неприступной крепостью. Та часть островов, к которым могла пристать шлюпка, или подойти королевский военный флот, простреливалась из пушек. Большая же часть береговой полосы занимала горная гряда и отвесные каменные стены. Природную цитадель нужно было только немного усовершенствовать, и, конечно же, этим воспользовались.

Еще две недели, вновь прибывшие, гнили в бараках. Сгоняли их сюда со всех кораблей, и тут они томились в ожидании какого — то обряда инициации. Те, кто проходили его, отправлялись на борт, или на корм рыбам, однако не все могли до него дотянуть. В первую же неделю трое умерло от лихорадки, затем появилась другая неприятная болезнь, диарея, что едва ли не страшнее чумы.