Артем поблагодарил Клюеву за участие, повез мать домой и разволновался еще сильнее. Всю дорогу Анна Сергеевна твердила про Юрия Николаевича, который хочет справедливости, припевом повторяя фразу: «Я его не убивала, теперь точно вспомнила! Просто убежала, когда муж пистолет достал!» Похоже, адвокат права, у матери неожиданно съехала крыша, одну ее оставлять нельзя, она перебаламутит соседей, по дому поползут сплетни.
И Брагин принял решение поместить мать в пансион, где живут пожилые люди, неспособные самостоятельно себя обслужить.
– Это не муниципальный дом престарелых, – оправдывался он сейчас, – не убогое место, где издеваются над стариками, не приют для бедных, а частное заведение с прекрасными условиями. Мама живет в просторной отдельной квартире на всем готовом, там отличное питание, бассейн, библиотека, парк для прогулок. Все хорошо… кроме цены, которая ощутимо бьет по карману.
Артем замолчал, и Макс толкнул его в бок.
– Договаривай.
Брагин опустил голову.
– Понимаете теперь, почему я испугался, когда отец Маргариты решил познакомиться с моей матушкой? Не знал, как поступить, но, видно, кто-то мне на небесах ворожит – Леонид Мартынович скоропостижно умер. Через неделю после его похорон я сказал Рите, что моя мать тоже скончалась. Невеста, потрясенная смертью своего отца, произнесла приличествующие случаю слова и тут же забыла о незнакомой старушке. А на мои плечи тяжелым бременем упали ежемесячные платежи. Я неплохо зарабатываю, однако отдавать каждое тридцатое число внушительную сумму накладно. Но я выкручивался и даже успокоился, в пансионе мать может нести любую чушь, ничего из ее слов за пределы заведения не вытечет. Мы с Ритой поженились, я был счастлив, считал, что все устаканилось. У нас с Маргаритой прекрасные отношения, супруга стала успешным бизнесменом, я тоже не нищий, мы уважаем друг друга, хотим завести детей. Ну да, я солгал Рите про смерть мамы, но сделал это ради нашего общего блага. А Анна Сергеевна прекрасно устроена. Я хороший сын и отличный муж – позаботился о душевном спокойствии Риты и о комфорте для матери. Казалось, все прекрасно. И вдруг три недели назад подходит ко мне Владимир, официант, и протягивает конверт.
– Официант? – повторил я.
Артем оперся локтями на колени.
– Я человек привычек, обедаю в одно и то же время в кафе неподалеку от офиса, там вкусно и недорого кормят. О том, что с двух до трех я бываю в «Синей рыбке», знают все сотрудники, но они меня не беспокоят, знают – я люблю трапезничать в одиночестве. Мне действительно не нравится, когда приходится с кем-то болтать во время еды, предпочитаю в это время читать книгу. Поэтому никто ко мне в компанию не навязывается, на мобильный не звонит. Обед – мой отдых. До четырнадцати и после пятнадцати я доступен для всех, решаю массу вопросов, но этот час только мой. И вдруг подошел Владимир со словами: «Для вас оставили письмо». На конверте не было никаких надписей, внутри лежала флешка.
Артем опять прервал рассказ и посмотрел на Макса.
– Покажи Ивану, – кивнул Воронов.
Брагин вынул из сумки тонкий ноутбук, открыл его, повернул экраном к нам с Максом, и я услышал звуки, которые мой отец, писатель Подушкин, называл «загробными». Павел Иванович часто ходил в консерваторию, а еще у него было развито чувство юмора. В советские годы композиторы, создававшие музыку для кинофильмов, частенько использовали два приема: если нужно было подчеркнуть тревожность эпизода, за кадром раздавалось нечто смахивающее на скрежет, а когда погибал главный герой, принималась рыдать скрипка и женские голоса выводили: «А-а-а-а». Первую мелодию папенька окрестил загробной, вторую именовал хором советских ангелов.
Экран компьютера стал голубым, появилась нарисованная картинка, начался мультфильм. Я увидел самую обычную гостиную с дешевой мягкой мебелью, обитой темным материалом, на диване и двух креслах лежали бежево-коричневые ковровые накидки с восточным орнаментом. При взгляде на них я невольно улыбнулся: Николетта скорей умрет, чем постелет в своей квартире нечто подобное, но в комнате у ее домработницы по сию пору есть точь-в-точь такая красота.
Ракурс медленно менялся, стал виден большой телевизор, обеденный стол, покрытый самовязаной кружевной скатертью, на нем возвышалась большая хрустальная ваза без цветов. Затем показалась женщина, не толстая и не худая, с короткой стрижкой. Мультик был сделан на компьютере, лицо дамы нарисовано подробно, ей, наверное, лет пятьдесят пять. Хотя, может, и меньше, вероятно, она просто выглядит как пенсионерка. Дама в бордовом байковом халате что-то пишет в тетради. Камера крупным планом демонстрирует ходики с гирями, стрелки показывают четыре тридцать. Судя по солнцу за окном, на дворе день.
Раздается барабанная дробь. В гостиной появляется новый мультперсонаж – сухощавый мужчина в брюках и пуловере.
– Сука!.. – орет он. – Какого хрена ты сидишь? Отвечай, жена!
– Доклад для семинара библиотекарей составляю, – испуганно лепечет супруга.
Мужик переходит на матерные выражения.