Судьба. На острие меча

— Послушайте, — Тёрм говорил негромко, но отчётливо, — вы вольны как и прежде пытаться нас задержать и умереть. А вольны и следовать тем же путём, каким следовали раньше, — я внимательно слушала полковника, не понимая, к чему он клонит, — мы ведь могли и не встретиться, ваши товарищи погибли в схватке с другими заключёнными. А что касается нас, то пусть другие, а не вы испытают своё счастье…

Я понимала, что он несёт полную ерунду, но они послушались. Не сговариваясь, стражники шагнули к противоположной стороне лестницы и, едва не задавив спинами своего командира, освободили нам проход. Тёрм умел убеждать, но с другой стороны и пять окровавленных трупов за считанные секунды боя кого угодно могли сделать сговорчивее.

— Уходите, — я указала кончиком меча на ведущую вниз лестницу. Стоявший впереди всех тюремщик нервно икнул и, наращивая скорость, загромыхал сапогами по каменным ступенькам лестницы. Остальные последовали его примеру. Придавленный и выглядевший весьма помятым капрал, ковыляя, последним опасливо покосился на мой окровавленный меч и прибавил скорости. Нам тоже надо было спешить. Судя по всему, по тревоге поднялся весь гарнизон тюрьмы.

— Сам сможешь идти?

Тёрм кивнул и, хромая сразу на обе ноги, двинулся за мной следом. Тяжелая палица, притороченная к поясу, больно била его по колену при каждом шаге, но даже на то, чтобы просто придерживать её рукой у него уже не хватало сил. Я могла бы помочь нести её, если бы не одно но: ни один воин, ни один стражник никогда добровольно не расстанется со своим оружием, даже будучи при смерти. Выпустившего оружие из руки ждало неминуемое наказание. Попытку прорваться тайным ходом через дворец я не держала даже в мыслях — это чистое безумие. Появись я во дворцовых коридорах с подобным оборванцем, каким выглядел сейчас Тёрм, к нам тут же бы сбежалось сотня-другая стражниц. Уж кому, как не мне, было это знать? И потому мы бежали дальше по тюремным коридорам, постепенно поднимаясь к верхним ярусам, где я надеялась выбраться на свободу через одно из ответвлений главной галереи — Ворота скорби. Место не самое охраняемое, ибо далеко не каждый проходящий через эти ворота радовался своему выходу. Дорога ведущая из этих ворот прямиком вела к длинным рядам виселиц и плах, густо усеивавших лобную площадь. За побег из тюрьмы наказание было только одно — смерть. И потому нормальный человек инстинктивно избегал этого направления. Бежать туда, где всё напоминало о смерти, психика истерзанного в тюрьме человека отказывалась начисто.

Я всегда думала, что десяток стражников, охранявших эти ворота, набирался в основном из старых, заслуженных тюремщиков, обрюзгших и растолстевших от безделья и обильной выпивки. Я точно помнила, что обычно на посту оставалось не больше двух часовых, остальные либо дрыхли, либо резались в карты в расположенном в полусотне метров от ворот караульном помещении. На это я и рассчитывала, надеясь справиться с этими двумя без лишнего шума и смертоубийства. Но сегодня нам не повезло с самого начала — у выхода поджидал почти весь десяток полностью вооружённых и одетых в броню стражников. И это были не желторотые юнцы, впервые взявшие в руки оружие, и не скороспелые вояки, твердо уверовавшие в свою неуязвимость, передо мной стояли настоящие ветераны, убелённые сединами, располневшие и от того слегка неуклюжие, но опытные, взматеревшие не в одном десятке схваток с совсем не игрушечным противником. Они не спешили нападать, понимая, что отступать нам некуда и, значит, мы будем драться, до последнего прорываясь вперёд. И пока центр оставался на месте, фланги начали своё неспешное продвижение, охватывая и замыкая нас в кольцо. Всё это они делали спокойно, без единого лишнего движения, стеной монолитного строя, страшного в своей молчаливой угрюмости.

— Атакуй, — шепнул Тёрм, и я почувствовала, как он осторожно, едва видимым движением отнял руку от моего плеча, давая тем самым свободу движения. Я прыгнула. Огромным скачком преодолев разделяющее с противником расстояние, ударила ближайшего остриём меча, метя в незащищенную бронёй шею. Но мой удар не достиг цели. Толстый, морщинистый солдат, назвать его тюремщиком не поворачивался язык, резко наклонился вправо, и я едва удержалась, чтобы не пролететь дальше, напарываясь на остриё его короткого валигримского меча. Мне повезло, я сумела остановиться. Отпрыгивая назад, я ожидала удара, но его не последовало. Нет, они не игрались со мной, как играется с пойманной мышью сытая кошка, нет, они прекрасно видели, что перед ними королевская воительница, лучшая из лучших и, отдавая себе отчёт в моей силе, ни в коей мере не хотели рисковать. И вместо того, чтобы сразу же атаковать, неспешно дожидались, когда фланги сомкнуться за моей спиной. На рухнувшего Тёрма они не обращали никакого внимания.