Судьба. Книга 4

— А то вот, возьмите деньги. Верите, берите! Не еда, так одежда вам требуется и мало ли что. Деньги никогда не помешают.

— Нет-нет, спасибо! Когда я лежала в больнице, вы на меня и так немало потратились, помогали. Я ещё за это перед вами в долгу.

— Ну что за расчёты! Берите, не стесняйтесь. Ничего вы мне не должны и не будете ничего должны.

Он настаивал так горячо, словно от того, возьмёт Узук деньги или нет, зависела вся его дальнейшая судьба. Но Узук решительно отказалась.

— Спрячьте деньги, или я сейчас уйду, — заявила она, а когда Черкез-ишан нехотя повиновался, добавила: — Если хотите оказать мне одну услугу, то продайте коврик, который моя хозяйка не сумела тогда продать из-за… В общем, продайте его и возьмите из тех денег сколько на меня потратили. А если что-нибудь останется, отдайте той русской женщине, которая за мной ухаживала. Я понимаю, что деньгами за добрую душу не платят, но я пока ничем кроме не могу отблагодарить её, а живёт она бедно, лишняя копейка ей очень впору будет.

Узук говорила, а Черкез-ишан откровенно любовался её белым округлившимся лицом, стройным станом, её свободной, независимой манерой держаться. Он снова думал, что одежда не только меняет облик человека, но и его духовный настрой. Уже потом, значительно позже, вспоминая об этой встрече, он посмеялся собственной наивности: конечно же, не одежда была причиной того, что Узук почувствовала себя человеком, при чём тут одежда! Но сейчас он только смотрел, любовался и не анализировал, правильные его мысли или неправильные.

Узук заметила его пристальный взгляд, смешалась и замолчала. А он сказал;

— Я готов выполнить любую вашу просьбу, Узук-джемал, но хочу просить вас не настаивать на своём решении. Этот коврик выткан вашими руками и пусть остаётся у вас. Вашу сиделку я сумею отблагодарить и без него. И… ещё у меня одна просьба. Вернее вопрос. Можно задать его?

Узук пожала плечами.

— Пожалуйста. Спрашивайте.

— Мне не даёт покоя таинственность вашего исчезновения из моего дома. Вы сами послали меня за свидетелем обручения — и вдруг исчезли бесследно. Я так и не понял ничего.

— А вы и не должны были понять, — улыбнулась Узук. — Если бы вы догадались, то… Не сердитесь на меня за это, я не могла поступить иначе.

— Да-да, — поспешил согласиться Черкез-ишан, — вы так ловко провели меня. По внешности человека трудно определить, каков он внутри, не зря говорится, что змея пестра снаружи, а человек изнутри. А наш туркменчилик вообще несправедлив — часто парень и девушка до свадьбы вообще друг друга не видят и не знают, за них родители всё решили. Теперь всё по-другому, Советская власть дала женщине возможность распоряжаться собой, своей любовью. Девушка сама выбирает себе любимого. Но это и хорошо и плохо.

— Вот как? — Узук скептически подняла брови.

— Не верите, — кивнул Черкез-ишан, — а между тем это именно так. И я вам скажу, почему. Девушки торопятся воспользоваться своим правом свободного выбора, словно опасаются, что завтра его уже не станет. А торопливость в таком деле редко бывает удачной. Разве не так?

Узук согласилась, и Черкез-ишан продолжал развивать свою мысль:

— Есть ещё одно «по». Когда-то всё решали за нас родители, и мы совершенно справедливо протестуем против насилия над своей волей. В то же время наш протест, наряду с шелухой дедовских обычаев, исключает и жемчужное зерно, то есть мы отбрасываем житейский опыт стариков, их мудрость, умение смотреть не поверху, а в корень вещей. И что получается в результате? В результате получается несчастливая семья. Ведь нынешняя девушка как смотрит на жизнь? Ай, парень молодой, красивый, нежные слова говорит, одет модно. О том и не задумывается, чтобы в его душу заглянуть, не понимает, что смазливое лицо, новый костюм да хорошо подвешенный язык — это вовсе не выражение сущности человека, под внешней благопристойностью нередко скрывается убогий и злой духовный облик.

Узук фыркнула, отвернулась, зажимая рог рукой, и, не выдержав, расхохоталась.

— Простите меня, — отсмеявшись, сказала она, — но вы… ваш облик… он полностью отвечает тем внешним признакам, о которых вы говорите! Извините. Я, конечно, далека от мысли, что и дальнейшие ваши рассуждения относятся к вам… Вы правы, что девушки спешат, грустно и неприятно слышать о разводах…

В словах Узук Черкез-ишану послышался довольно прозрачный намёк на то, что когда-то он сам, добиваясь расположения Узук и её согласия на брак с ним, посулил развестись предварительно со своей женой. Такой поворот был совершенно некстати. Черкез-ишан поспешил увести разговор от опасного направления.

— Да, тяжёлая доля была у наших женщин, и вам, Узукджемал, досталось испытать это на себе, — вздохнул он. — Довелось пройти по кремнистой без всякой меры дороге. Надо радоваться, что всё кончилось благополучно, беды и невзгоды остались позади, а перед вами — широкий простор, на который вывела вас революция. Я смотрю на вас и радуюсь, что не вижу уродливого одеяния, что вы свободны и счастливы, что для вас поют соловьи. Вы ведь слушаете соловьёв, не так ли?