Судьба. Книга 4

— Что ж такое делается, а? — сказал Сухан Скупой, вылавливая из пиалы крышку чайника, которая упала туда, когда он сливал остатки чая. — Что делается, а? Оказывается, не спросив хозяина, можно распоряжаться на чужой земле? — Он вытащил наконец крышку, обсосал её, положил на чайник. — Можно распоряжаться чужим добром без спроса, да?

— Прошло время, когда спрашивали, — хмуро отозвался Бекмурад-бай.

— Почему прошло? — допытывался Сухап Скупой. — Никогда не было закона, чтоб чужое отбирать. Надо тебе — купи. А как же иначе? Иначе все устои мира обрушатся! Твои земли тоже колышками пометили?

— Наши земли уже поделили. Раздали паши земли…

— Поделили, говоришь? — Сухап Скупой сунул в рот конец бороды, пожевал, лицо его побледнело, глаза стали закатываться.

Бекмурад-бай смотрел на него с невесёлым любопытством.

— Помочь?

— Не надо… Ничего… О создатель! Бьёшь ты по шеям и по хребтам рабов своих!.. Где найдём пристанище?

— Может, арбу запрячь — домой тебя отвезти?

— Посижу ещё… Чая ещё попью… Неужто с соизволения аллаха такое беззаконие творится на земле? Не киамат ли наступает?

— Теперь каждый день киаматов жди, — сказал Бекмурад-бай и крикнул: — Чай несите!

Подождал, пока жена расставила заваренные чайники и убрала пустые, помял в кулаке бороду, словно пробуя её прочность.

— Один конец света уже обрушился на наши головы. Второго ждать будем.

— О создатель! — испугался Сухап Скупой. — Неужто не всё ещё? Какой ещё второй киамат?

— Второй будет, когда скотину твою поделят. А третий — когда жён отберут, одну тебе оставят.

Сухан Скупой всплеснул руками, хлопнул себя по коленям.

— И жён отберут? А если они сами не захотят уходить?

— Власти заставят уйти.

— Куда же им уходить?

— За батраков твоих замуж.

— Неужели за батраков?! — ахал Сухан Скупой.

— И за батраков, и за бедняков, и за всякого плешака приблудного, — смеялся Бекмурад-бай, а глаза его были сумрачными.

Сухан Скупой привычно пожевал бороду, размышляя над услышанным, и усомнился:

— Эти голодранцы себя прокормить не могут, прошлогоднюю шурпу с ложки слизывают. Где для жены хлеб найдут, для детей?

— Прокормят, не беспокойся. Они к труду привычны, а землю твою и скот твой получат — совсем весело заживут.

— Землю-то чем обрабатывать станут?

— Ну, об этом не наша с тобой забота. Власть землю нашла, найдёт и остальное.

Сухан Скупой ещё немного подумал.

— Нет, не пойдут байские жёны за голодных босяков, не бросят своих мужей.

Бекмурад-бай покосился на жену, принёсшую деревянное блюдо с мясом и чурек, усмехнулся одним углом рта. Амансолтан перехватила его взгляд, посмотрела на Сухана Скупого, который уже тянул с блюда кусок пожирнее, чуть заметно качнула борыком.

Да, было между ними всякое — и любовь, и равнодушие, и ненависть, когда Бекмурад-бай задушил свою дочь, посчитав её обесчещенной. Всё было, но незримые узы крепко стягивали два сердца, и Амансолтан не мыслила себя без Бекмурад-бая, как и он, давно равнодушный к женским прелестям своей старшей хозяйки, высоко ценил её умение держать дом, её трезвый ум и самоотверженную верность мужу. Они давно привыкли обходиться почти без слов, понимая взгляд и жест друг друга, поэтому Бекмурад-баю была совершенно ясна безмолвная реплика жены: «Чем класть голову на одну подушку с Суханом Скупым, лучше вообще весь век в одиночестве прожить». Что ж, не согласиться с ней было трудно,

Сухан Скупой пососал мозговую кость, облизнул жирные губы и спросил:

— Как думаешь, инглизы не вернутся? Столько оружия и снаряжения здесь оставили. Может, придут, а?

— Аллах милостив, — ответил Бекмурад-бай. — Не надо терять надежды.

— Значит, вернутся?

— Ребёнок плачет, а тутовник зреет в своё время. Поживём — посмотрим.

— Если инглизы вернутся, землю нам назад отдадут?

— Непременно.

— Ну, тогда дай бог, чтобы они вернулись. Я пошёл, с вашего разрешения. Спасибо за чай, за соль.

Уже стоя в дверях, Сухан Скупой с гордостью признался:

— Я свои колышки все повыдёргивал к шайтану!

— Глупо сделал, — сказал Бекмурад-бай.

— Зачем — глупо?

— Затем, что, рассердившись на коня, по седлу не бьют.

— Так я за эту землю свои кровные денежки платил! Каждую бумажку вот этими пальцами отсчитывал!

— Забудь об этом. Не время сейчас убытки подсчитывать. На зыбучем песке стоим. Чем больше барахтаемся, тем глубже погружаемся. Завтра же тебе это докажут: и колышки снова забьют, и земельного надела тебя вообще лишат, если ещё что-нибудь похуже не случится.

— Землю отбирают — что может быть хуже!

— Выселят, как нашего Аманмурада, тогда узнаешь, бывает хуже или не бывает.

— Бе! За что выселят? Я никого не убивал.

— Он тоже не убивал — шлюха-то эта живой осталась. А всё равно присудили четыре года высылки.

Жуя бороду, Сухан Скупой поскрёб под мышкой, покряхтел от наслаждения, выплюнул откусанные волоски.

— Что же делать посоветуешь? Опять их на место воткнуть?

— Во всяком случае от лишних бед избавишься.

— Ладно. Так я и сделаю.