Судьба. Книга 3

— Занять не у кого, братишка! — канючил Сухан Скупой. — Мы уж сколько дней у соседей занимаем. Никто больше давать не хочет.

— Что же, теперь голодным будешь сидеть? — недоверчиво спросил Аманмурад.

— Придётся. Выхода нет.

— Почему вовремя зерно не смолол?

— Да уж две недели, как на мельницу десять возов отправил! Очередь, говорят, большая. И что за жизнь пошла, прости, господи!

— Ладно, Сухан-ага, если у тебя такое положение, то иди своих соседей поторопи и поскорее отправляй.

— Это я сумею! — обрадовался Сухан Скупой. — И всё?

— Хватит с тебя и этого, — великодушно сказал Аманмурад.

— Вот спасибо тебе, братишка! — Сухан Скупой сунул в рот кончик бороды, пожевал, выплюнул отгрызен-ные волоски. — С этим я быстро управлюсь, будь спокоен, — пообещал он Аманмураду.

Так же, как Аманмурад, поступали и другие арчины — всем был дан одинаковый приказ. И, как обычно, страдать пришлось наиболее бедным и безответным.

— У меня сена совсем нет! — слышалось в одном месте. — Одной корове до весны не хватит! Берите у того, кто лишнее припас!

— Последний чувал муки остался! — жаловались в другом месте. — Отдадим её — как сами жить станем?

— Не трогайте моего сына! — умоляли в третьем. — Единственный сын! У других — по три, по пять сыновей в доме. Пусть они одного пошлют!

— Умри ты сегодня, а я завтра! Моего — пошли, а твой отсиживаться за его спиной будет?

— Не пойдёт мой сын на войну, хоть убейте меня иа месте!

— Уйди с дороги, старик, а то прикладом двину!

— Вах, сыночек мой… инер мой… ягнёночек! Своим молоком тебя выкормила — на смерть посылаю!

— Не плачь, джан-эдже, не всех убивают на фронте!

— Братец, вот коурмы возьми, на дорогу…

— Быстрее, парень, быстрее собирайся!

— Береги жеребёнка, отец! Если подо мной коня убьют, хоть какая замена будет.

— Береги себя, любимый! Помни, что я и сын твой бога за тебя молить будем. Возвращайся невредимым!

— Эй, парень, халата похуже не мог найти? Одного вида твоего большевики испугаются!

Усиливающийся гул боя, горестные вопли женщин, плач детей, ругань джигитов, рёв верблюдов и ржание копей, скрип арб, гружённых сеном и чуреком, — всё это уливалось в дикую какофонию бедствия. И сизый дым, клубами поднимающийся из всех тамдыров и стелющийся над аулами, довершал впечатление большой беды.

К полудню стали появляться на дорогах первые беглецы с фронта. Чем дальше, тем больше их становилось. И вскоре трудно было различить, кто собирает налог, а кто спасает собственную жизнь. Дезертиры не просто бежали, они безобразничали всюду, где могли это сделать безнаказанно. Отнимали у дайхан верблюдов и лошадей, хватали на сёдла баранов. В некоторых местах даже похищали девушек.

Последнее послужило поводом к серьёзному возмущению дайхан. Мы пойдём помогать белым, говорили они, а белые тем временем разграбят наше имущество и покроют позором наших дочерей? И дайхане стихийно начали собираться в отряды по десять, двадцать и более всадников. Один из таких отрядов численностью в сорок сабель появился в западных песках. Через конных нарочных он держал связь со всеми окрестными аулами, и если где случался грабёж, всадники немедленно двигались навстречу грабителям. Пойманным на месте преступления пощады не давали — их расстреливали тут же, не слушая ни оправданий, ни мольбы о милости.

Грабежи прекратились. Вскоре после этого отряд присоединился к регулярным частям Красной Армии.

Для борьбы с врагом и игла — колун

Сено и хлеб белым удалось кое-как собрать. Но с набором «добровольцев» дело не ладилось. С великим трудом, действуя уговорами, угрозами, силой, арчины собрали требуемое количество людей. Некоторые, покорившись своей участи, прибыли в указанное им место сбора. Однако многие из парней не доехали до города. Часть попряталась по арыкам, найдя временное пристанище в зарослях кустарника и камыша, часть ушла в пески.

Из пятидесяти двух арчинств Марыйского уезда белые ожидали набрать отряд джигитов около тысячи сабель. Действительность оказалась более чем смехотворной: на пункте регистрации джигитов к двенадцати часам дня собралось всего сорок человек. Кстати, в число этих сорока входили Сергей, Берды, Клычли и Дурды, выполняющие специальное задание Реввоенсовета, которое в основном сводилось к одному: всеми мерами мешать усилению белогвардейских войск.

Бесконечные эшелоны, идущие со стороны Байрам-Али, постоянно занимали линию. Да и вряд ли была необходимость отправлять такое «могучее» войско по железной дороге. Поэтому джигитов посадили на коней, реквизированных у жителей Мары, приставили к ним двух: офицеров — русского и туркмена — и отправили походным строем.

Настроение у джигитов было неважное. Не слышалось обычных в подобных случаях шуток, пожелании, предположений. Парни ехали угрюмо и молча. Русский офицер возглавлял отряд. Поближе к нему пристроились Сергей и Клычли. Офицер-туркмен замыкал шествие. У пего была ответственная задача — следить, чтобы никто из всадников «случайно» не отстал. Но за ним самим следили Берды и Дурды, ехавшие в последней тропке.