Судьба. Книга 2

Долгое время «святое место» оставалось без служителя. Его-то и облюбовала пронырливая Энекути, когда ишан Сеидахмед выгнал со своего подворья её и Габак-ходжама. Зная, как действуют на впечатлительных женщин разные таинственные силы, она сразу же по приезде начала рассказывать каждому встречному и поперечному о том, что Хатам-ших и его жена стали настоящими святыми: по ночам под куполом мазара горит огонь, а в ночь на пятницу из гробницы доносятся голоса и стоны святых.

Для вящей убедительности она, искушённая в различных проделках, с помощью которых ишан Сендахмед убеждал верующих в своей святости, велела Габакходжаму, которого она при посторонних именовала теперь Габак-ишаном, проделать в противоположных стенах мазара незаметные отверстия. К одному из отверстий она приспособила пустую бутылку, и с тех пор даже при самом незначительном ветерке из мазара доносились тихие вздохи и стоны. Женщины пугливо прислушивались, покачивали головами: «Вах, жалуется Хатам-ших, быть мне его жертвой, сетует на свою насильственную смерть».

Количество паломников, ищущих утешения и совета, увеличилось, а так как никто не приходил с пустыми руками, заметно возросли и доходы «святого места». Каждый четверг с утра начинала скрипеть калитка дувала, которым был обнесён мазар, и дворик наполнялся хворыми телом и духом. Часть их, наиболее старшая по возрасту, собиралась вокруг Габак-шиха послушать о борьбе аллаха с дьяволом, о том, как пророк победил шайтана, о богоугодных деяниях праведников. Женщины помоложе обычно собирались отдельной группой и сплетничали о своих делах. Некоторые просто так бродили по двору, ожидая, когда Габак-ших начнёт раздавать дога-амулеты от болезней. Таких амулетов Габак каждый четверг раздавал великое множество.

Вместе с другими женщинами ходила к «святому месту» и Узук. Уже много времени прошло с тех пор, как она стала второй женой Аманмурада. Сейчас Аманмурад собирается привести в дом третью жену, но Узук вес безразлично, пусть хоть пятерых приводит! Время притупило её душевную боль, но не примирило с мужем: чем меньше она его видела, тем спокойнее чувствовала себя.

Впрочем, сказать так было бы не совсем справедливо. С тех пор, как дайханин Торлы вытащил её из Мур-габа, она ходила какая-то опустошённая, равнодушная ко всему. Бурные волны ночной реки вылизали из её сердца все чувства, кроме испуганной, придавленной ненависти к Аманмураду и ко всему роду Бекмурад-бая. Она не знала, зачем она живёт на свете, не понимала, чему радуются люди.

Бекмурад-бай сдержал своё чёрное слово: он сделал для неё мир тюрьмой, а жизнь — сплошной пыткой. Но так было, пока Узук могла чувствовать, пока последняя капля не переполнила чашу терпения и не привела молодую женщину к мысли о самоубийстве. Самоубийство не удалось, но пришло равнодушие к жизни. Такое равнодушие, когда вся сущность бытия замыкается внутри человека, как за толстой крепостной стеной.

Завидуя втайне молодым матерям, борясь с естественными желаниями иметь ребёнка, Узук мрачно думала: «Не будет вам от меня наследника! Бесплодно, проклято богом ваше чёрное семя, даже навозного жука или серую скользкую жабу не способно оно породить. Вонючая гиена, которая копается в отбросах и пожирает падаль, благословеннее перед аллахом, чем вы! Сам городской табиб, — вы слышите, проклятые? — сам городской табиб сказал, что Аманмураду никогда не держать на руках собственного сына!»

Но если эта мысль приносила Узук злорадное удовлетворение, то желание иметь внука от Узук стало со временем болезненной манией, карающим мечом аллаха для её свекрови Кыныш-бай. Кыныш-бай ещё больше обрюзгла и одряхлела, её мутные, словно припорошенные пылью глаза постоянно гноились и уже почти не различали ярких красок мира. Но они ещё различали красоту. Совсем похожая на большую дряхлую черепаху, старуха ползала по кибиткам снох, а мысли её всё время возвращались к этой босячке, покрывшей позором их род, к младшей снохе. «Дай мне внука, подлая! — мысленно просила старуха. — Дай мне внука красивого, как ты сама, и провались в преисподнюю! В пашем роду не было красивых людей. Дай мне красивого внука, босячка!»

Когда пошла молва, что Хатам-ших исцеляет женщин от бесплодия, Кыныш-бай велела Узук идти на поклон к святому месту, несмотря на то, что Аманму-рад не имел детей и от Тачсолтан, несмотря на заключение городского табиба. Старуха не хотела мириться с мыслью, что всё дело в сыне, а не в снохах.

Чтобы не раздражать злобную старуху, Узук пошла раз, пошла два и три. Ничего не изменилось, но Кыныш-бай прознала, что сноха не бывает на святом месте, просто где-то пережидает время и возвращается домой. Рассвирепевшая старуха накинулась на неё с бранью: «Аманмураду расскажу — душу твою из горла вынет!» Узук равнодушно ответила: «Ну и пусть…», и старуха замолчала. Вскоре Хатам-шиха убили, ходить на поклонение стало не к кому.