Как же отрицать, что вопрос о реставрации так или иначе стоял в порядке дня, раз на нем базировалась значительная часть так называемых «буржуазных» слоев русского общества? Керенский изображает противобольшевистское движение в Сибири исключительно как движение «народное» – демократическое, которое изменило свой характер после переворота, поставившего во главе власти адм. Колчака, и приняло характер реакционный, вследствие чего могло бы иметь целью восстановление монарха. Обстановка в Сибири была гораздо сложнее – первоначальное движение было комбинированным выступлением противоположных по существу политических сил[387]. Перед общим врагом о «монархии» как таковой, может быть, никто и не думал, и Керенский склонен даже отрицать наличность каких-либо офицерских организаций в Сибири ранней весной – в то именно время, когда исполнительный комитет Екатеринбургского совета поднял вопрос о вывозе царской семьи из Тобольска ввиду возможности ее побега. Спасение это автору представляется искусственно измышленным. Между тем Керенский очень ошибался в основных своих суждениях. Достаточно привести авторитетное свидетельство ген. Флуга, посланного в Сибирь командованием Добр. армии. Он прибыл в Омск 13 марта (беру Омск как центр, к которому примыкал Тобольск) и здесь нашел уже ряд «более или менее прочно организованных отрядов, имевших задачей вооруженную борьбу против большевиков», – среди них летучий отряд шт. рот. Аненкова, отряд прославившегося сибирского «атамана» – едва ли он носил эсеровскую окраску. В течение своего четырехнедельного пребывания в Омске Флугу удалось объединить боевые дружины (офицерские и казачьи) всей степной Сибири под главенством не кого иного, как казачьего полковника Иванова-Римина. Фигура Иванова-Римина, занимавшего до войны полицейскую должность и сохранившего свои монархические симпатии, довольно определенно выявилась на фоне последующей сибирской общественности. Ив.-Римин должен был возглавить «военную диктатуру» в первое время после свержения большевиков. Опасения большевиков, что начинающееся в Сибири движение может привести к освобождению тобольского узника, не были так беспочвенны. Недаром генерал бар. Будберг на своем образном языке записал в дневник: «монархические выкликания вызвали вывоз Государя из Тобольска». Мог ли послужить такой факт переходным этапом к реставрации монархии? Это уже зависело от всей совокупности событий при участии в них двух чужеземных враждующих сил. Довольно наблюдательный француз полк. Пишон итоги своих сибирских встреч определял словами: «главная масса населения встретит реставрацию равнодушно». Идея политической «целесообразности» уничтожения претендентов на Российский престол могла найти отклик в большевистской среде, но в сложившейся конъюнктуре скорее приходится предположить, что адепты такого плана должны были вербоваться не в том окружении Ленина, которое, восприняв искусство «крутых поворотов» своего вождя, искало тактический компромисс с немецкой властью. Политический циник, каким на практике был Ленин, конечно, не остановился бы перед актом, в целесообразность которого он верил. Но едва ли сознательно он мог подрубать сук, за который зацеплялся, казалось, погибающий большевизм, – для императорской Германии, несмотря на все нейтральные заявления Вильгельма, кровавая расправа с представителями Царского Дома, даже если бы она не вылилась в отвратительные, кошмарные формы екатеринбургской бойни, не могла не явиться моральным шоком.
Глава шестая ЕКАТЕРИНБУРГСКИЙ ЭТАП
1. Заговорщики
В официальном сообщении центральной советской власти, касавшемся убийства Императора Николая II, был выдвинут мотив обнаружения заговора, который имел целью освободить заключенного Императора. Следствие категорично отрицало наличность подобного заговора, и за ним следовали все, писавшие о трагедии в Екатеринбурге. Была ли реальная база для официального сообщения и для утверждения тогдашней большевистской печати, помимо той общей атмосферы, которая была нами очерчена? «Эти заговорщики, – спешит сказать Дитерихс, – были не русские офицеры: темные политические происки немецко-русской организации послужили последним толчком к кровавой драме на Урале и дали основание Янкелю Свердлову сослаться на существование офицерского заговора». Предвзятость такого суждения выступает слишком определенно. Как ни скудны наши фактические сведения о деятельности в Екатеринбурге в течение мая – июня тайных антибольшевистских группировок «монархических» организаций и отдельных лиц, все же можно себе представить в общих чертах картину происходившего – и эта картина не подтверждает негативных результатов сибирского следствия.