Судьба и воля

Залесский шел по проходу «Д» зала номер два выставочного комплекса «Мидо». Боксы этой части выставки заполняли коллекции тайваньских и корейских производителей. Слух о том, что представители «Ривьеры» находятся в зале, распространился мгновенно. Хозяева и менеджеры представленных коллекций выходили к проходу, приветствуя Бориса. Вежливо раскланивались знакомые. Новички приглашали его с Клиффом к себе. Но люди Залесского уже работали с теми, кого наметили ранее.

Он просматривал то, что предлагалось, быстрым взглядом, мгновенно оценивая выставку. Этот кажущийся поверхностным осмотр помогал почувствовать тенденцию, направление, на которое ориентировались производители. Интересовали новые материалы, технологии, цены.

Он останавливался поговорить с китайцами, рассматривал дорогой корейский товар, потом переходил к французам, итальянцам. Любил пошутить с азиатами, пользуясь их языковой и понятийной несостоятельностью. Например, рассматривая образцы какого-нибудь восточного производителя, делал очень заинтересованный вид и спрашивал:

– Мистер «шмоко», сколько стоит эта оправа?

Доверчивые китайцы подробно отвечали на грубоватую шутку, не подозревая, что «шмоко» означает нечто жалкое и ничтожное. Но однажды корейский бизнесмен на чистом английском языке ответил:

– Мистер Залесский, меня зовут не мистер «шмоко», меня зовут мистер Ким.

Клифф захлопал в ладоши:

– Как он тебя? Пора, пора вас, мистер Залесский, поставить на место. В самом деле, Борис, ну некрасиво ты себя ведешь.

Залесский сел с мистером Кимом за стол, пересмотрел всю его коллекцию, сделал заказ на двести тысяч долларов и в конце извинился за бестактную шутку. Больше таких выходок он себе не позволял.

Жоззет стояла у стенда «Люксотики». Клифф только собрался что-то по этому поводу сказать, направляя внимание патрона в ее сторону, как она отошла от своего высокого, светловолосого собеседника и, удаляясь от них, продолжила путь по рядам павильона. Бранновер ограничился только жестом:

– Ты ее увидел, теперь это – твоя цель.

Они шли за ней некоторое время.

– Черт, посмотри, как она ставит ножки – словно старается быстрее их убрать из-под обстрела!

– А вы, мистер Залесский, уберите с ее ножек свой похотливый взгляд и найдите себе другой объект для наблюдения. У нас к ней дело, а не…

– Куда мне его убрать? Если я подыму его выше, то что я вижу? Я вижу прелестную попку, проклятье, от нее просто глаз не оторвать. Ты видел эту походку? Это же гипноз, так вводят мужиков в транс!

– Жоззет спасает свои ножки не только от тебя, ты же видишь, на нее смотрят все! И потом, она балерина, всю жизнь танцевала, оттого и походка…

«Балерина!»

Борис почувствовал, как кольнула сердце игла и расхотелось шутить. На всех его подруг оборачивались мужчины, так сложилась его жизнь – он всегда был окружен красивыми женщинами.

Игла шевельнулась неясным пробным уколом…

Она сейчас обернется – и все исчезнет. Завораживающая походка, ноги из тайных желаний ночных фантазий, но Господи, помоги мне увидеть ее заурядное лицо, и я спасусь.

Жоззет резко остановилась. Секунду постояла, словно примериваясь к какому-то решению, затем обернулась и пошла навстречу Залесскому.

– Вы ведь Борис Залесский? Меня зовут Жоззет Кавалье, – она протянула ему руку и улыбнулась, – я давно хотела с вами познакомиться.

Когда-то в юности ему попался рассказ о том, как, раненный тяжелой самокатанной пулей, всадник успевает подумать о том, что если он выдержит первый болевой шок, то сможет выжить. Борис, удерживая теплую ладошку, рассматривал лицо этой женщины постепенно, начиная снизу и подымаясь выше к глазам: «медовые» – всплыло слово. «Вот в этом меду я и утону».

Она была не просто красива, она была невозможно красива. Затянувшаяся пауза становилась неудобной. Клифф переминался с пяток на носки, потирая за спиной ладони, и наконец нарушил молчание:

– Борис, вы ведь тоже хотели познакомиться с мадам Кавалье?

Залесский, наконец, выпустил руку Жоззет и поклонился:

– Рад знакомству.

Они втроем прошлись по выставке. Жоззет о чем-то говорила с Бранновером, Борис шел молча. Эта женщина, чье касание он ощущал, словно ожог, в одну минуту вывела его из привычного равновесия. От нее веяло острым ароматом опасной чувственной западни, в которую, похоже, он уже попал. В какой-то момент усмехнулся: «Пуазон», ее духи, сладкий яд, для него в данном случае абсолютное попадание.

Они сделали круг и вновь подошли к большому стенду «Люксотики», раскинувшемуся в нескольких стандартных боксах. Их встретил ее прежний собеседник и, увидев Бориса, низко ему поклонился. Залесский поздоровался, обрадовавшись возможности переключить внимание на разговор со старым знакомым.

Леонардо дель Веккио, тот мальчик, чьими умелыми пальцами когда-то восхищался его дядя Витто в маленьком цеху в Агордо.

– Ты теперь большой босс, – Борис окинул взглядом наполненные покупателями площадки экспозиции «Люксотики».

– Беру пример с вас, – парировал Леонардо, приобняв Залесского за плечи.

– A с этой красавицей вы уже знакомы? – и он поцеловал шутливо протянутую Жоззет руку.