Судьба и воля

Впрочем, он себя успокоил, практично рассудив, что кофе он пил не зря. Живописная картина этой команды во главе с их боссом, абсолютно спокойный и уверенный вид этого джентльмена убедили Залесского в том, что прямой контакт с ним бесполезен и опасен. Он уже получил счет и взялся за шляпу, когда двери лифта раскрылись и из них вышел совсем не такой лощеный, как только что прошедшие господа, мужчина. Он проследовал в тот самый отдельный кабинет вслед за Фрэнком и его командой. Сутулый, с обширной лысиной на угловатом черепе, в костюме серого цвета, возможно дорогом, но сидевшем мешком на длинном, худом теле. Впрочем, дело было не в лысине и не в чертовом костюме. Дело было в том, кем был этот человек. В том, каким было имя этого человека. Дело было в том, что его звали Иосиф Гигерман. Господи! Гигерман! Фамилия – вот что не давало мне покоя. Да, это Иосиф тогда, в пятидесятом или пятьдесят первом, мелькнул перед ним. Как он мог проигнорировать это? Не поверил или неосознанно заблокировал эту информацию, спасая себя от роковых решений. Что если б он в полной мере понял, чью тень его зрительный нерв не перевел в реальный образ?

Залесский положил шляпу на место. Официант вопросительно посмотрел на клиента: «Что-то не так?».

– Принесите воды! Нет, лучше виски.

Борис достал сигареты закурил, осмысливая то, что произошло. Все складывалось в картину, которую можно было объяснить, но невозможно было принять. Он подошел к телефону, позвонил Джеффу и попросил немедленно приехать в Асторию его, Роланда и Клиффа.

Они появились через двадцать минут. Борис коротко описал ситуацию с присутствующим здесь Костелло и его командой. А затем попытался сформулировать то, что сам еще до конца не переварил и, выстраивая свой рассказ, параллельно выстраивал свое отношение к случившемуся:

– Вы знаете, хоть я и не люблю об этом вспоминать, что мне пришлось пережить во время войны. Знаете, что я был в рижском гетто. Я занимался там снабжением оставшихся в живых самыми необходимыми вещами: продовольствием, медикаментами, теплыми вещами, многим другим. К весне сорок второго года мне поручили найти возможность доступа к складам с оружием, и мы занимались этим с латышскими подпольщиками, сочувствующими нам, и с некоторыми полицейскими, разумеется, за мзду – деньги, драгоценности, иногда даже за спирт. Я думал, что готовится восстание в самом гетто, но меня не посвящали в подробности плана организаторов сопротивления и тем самым уберегли от гибели. Двадцать восьмого октября сорок второго года одиннадцать наших мужчин сумели захватить грузовик и прорвать охрану гетто. Позже я узнал от человека, который был моим непосредственным командиром в то время, о том, что эти ребята намеревались пробиться к партизанам в районе Пскова и добиться от них помощи в организации настоящего восстания. Но кто-то их предал. Была организована засада недалеко от Риги, около местечка Улброка. Они полтора часа вели бой, и все погибли. Так мы все считали, такие у нас были сведения. Кто предал их, так и не выяснили. Да и выяснять практически к концу войны было некому. Среди этих одиннадцати был парень, впрочем, уже мужчина, ему тогда было лет тридцать, звали его Иосиф Гигерман. И только что этот человек проследовал из дверей вот этого лифта в ресторан на завтрак в обществе Фрэнка Костелло, который, кроме того, что он является великим и всемогущим мафиози, еще и муж мадам Лоретты Гигерман.

Все трое слушателей ошарашенно повернули головы в сторону ресторана. Роланд тихо выматерился: «Fuck me!» – и добавил, потрясая сжатыми кулаками: «Fuck it!».

Борис продолжил:

– Все участники акции не имели родственников в гетто, понимая, какая участь тех ждет в такой ситуации. У Иосифа была семья – жена и маленький сын. В сорок первом, за несколько дней до массовых расстрелов, когда убили почти всех женщин и детей – тогда погибли и все мои родные – ему удалось отправить жену и ребенка к одному латышу на хутор. Тот был многим обязан его отцу – адвокату, спасшему этого человека от тюрьмы. Об этом мне рассказал Давид Немировский, так что я знал Иосифа, я видел его несколько раз, и он был для меня героем. Когда я только появился в Нью-Йорке, я поселился в этом же отеле Астория. Тогда, как и сейчас, в нем останавливался и Костелло. Мне рассказали, что это за человек, поэтому я всегда обращал внимание на него и его свиту, и однажды передо мной мелькнуло лицо, которое показалось мне знакомым, но я был очень занят устройством своей жизни и почти сразу после этого случая переехал в съемную квартиру. Теперь я вновь увидел это лицо и хорошо его рассмотрел. Нет никаких сомнений в том, что я видел Иосифа Гигермана.

Молчание, через некоторое время после того как Залесский закончил говорить, нарушил Джефф:

– Что мы должны делать?