Судьба и воля

– Слишком много заказов. У них прямо на двери конторы написано: «Заказы не принимаем в ближайшие 12 месяцев». Представляете! На год у них все расписано. Я пытался дозвониться до них из Нью-Йорка. Безуспешно! Решил лететь, и вот – даже войти к ним не смог, двери закрыты.

Залесский испытывал все больший интерес к этой истории, почувствовал, как что-то шевельнулось в душе.

– Вы проделали такой нелегкий путь и, видимо, недешевый, не будучи уверены даже в том, что сумеете встретиться с управляющим или владельцем этой фабрики? Что заставило вас? То, что вы не в состоянии выполнить заказ клиентов, или материальная выгода так велика?

– И то и другое, – Роберт вытер салфеткой лоб.

– В Европе средний по величине страз стоит 3 американских цента, а у нас – около одного американского доллара.

Франсуа присвистнул:

– Вот это бизнес!

Борис играл ножом, постукивая мельхиоровой ручкой по столу. Он спросил Роберта:

– Как вы предполагали связаться с хозяином этой фабрики?

– Вообще-то есть телефон в офисе, но он не отвечает. Я надеялся, что просто сам появлюсь у них в конторе, но я уже рассказал вам, чем это закончилось.

– Как имя этого затворника? – Залесский развернулся к Митчелу всем корпусом. Тот замахал руками:

– Бесполезно, молодой человек! Я знаю эту породу: пока у них нет клиентов, они цепляют тебя за фалды, а когда они нужны всем – то к ним не подступишься! Я просто не ожидал увидеть такое объявление – 12 месяцев их не беспокоить: выставить свой успех на всеобщее обозрение.

Борис настаивал:

– Имя?

– Да, пожалуйста, – Роберт достал блокнот и подвинул его Борису: – Французское, непроизносимое.

Oн, видимо, посчитал, что неудачно пошутил и, посмотрев на Франсуа, похлопал себя по губам: «Сорри, сорри».

«Жоффруа Готье» – было написано на листке.

Борис посмотрел в глаза Митчелу:

– Если я добуду вам эти камешки?.. – он сделал паузу.

Митчел молчал, соображая, что ожидает услышать от него этот странный парень. Он весь подобрался и не отвел взгляда от черных глаз Залесского.

– Пятьдесят на пятьдесят, минус мои расходы, – коммивояжер победил в нем растерянность.

– Идет, – Борис хлопнул его по плечу и пригласил Арлет отойти с ним на минутку.

Они вышли из зала ресторана и подошли к портье. Жак Барре приветственно поклонился. Борис попросил у него телефонный справочник Парижа, и через минуту напротив фамилии «Готье» он нашел домашний номер Жоффруа.

В это время Арлет закончила разговор по телефону, о котором Борис попросил ее, как только они покинули ресторан.

На его вопросительный взгляд она утвердительно кивнула своей очаровательной головкой и вернулась к компании за столом.

Борис набрал номер владельца фабрики.

Было около половины первого ночи. Жоффруа Готье укладывался спать. Ему было 52 года, его дела последнее время шли в гору, но прежде все складывалось более чем скромно. Он понимал, что такой взлет не будет долгим и могущественный конкурент, будь он проклят, «Swarovski», вновь вернет его фирму в положение, при котором можно будет лишь выживать.

Впрочем, Жоффруа был человеком не злым и проклятия в сторону конкурента произносил лишь мысленно и так, походя, не придавая этому зловещего смысла. За последние 2–3 года он заработал, как ему казалось, достаточно, чтобы не нуждаться в ближайшем будущем и сумел переехать в новую квартиру на набережной Сены в престижном шестом округе Парижа.

Последнее время он жил практически один, с женой у них не ладилось, и она переехала к матери в пригород. Материальное благополучие не сделало его жизнь интересней. Он не был приспособлен к времяпровождению в веселых компаниях, у него практически не было друзей, был только унаследованный от отца бизнес и деловые партнеры. Из служащих лишь заведующий складом готовой продукции был с ним близок. Пожилой человек, проработавший всю жизнь у отца и перешедший к нему в том же положении кладовщика и заодно советчика по жизни и делам.

Раз в неделю к нему приходила женщина-марокканка. Она плохо говорила по-французски, но он и не требовал от нее разговоров. Он ставил пластинку с фугой ре минор Баха, чтобы соседи не слышали ее громких стонов, впрочем, они заканчивались раньше, чем фуга. Они расставались на неделю, и затем все повторялось – со стонами и неизменным Бахом. Он помогал ей небольшими деньгами, изредка покупал подарки ей и ее дочке, вот и вся связь.

Спал он без одежды, сбрасывая пижаму на паркетный пол. Иногда принимал снотворное, если приходилось понервничать в офисе, но в этот вечер никаких волнений не было, и он уже улегся в постель, когда раздался телефонный звонок.