Судьба гусара

Внутри, в мазанке, послышались глухие голоса. Грубый, мужской — цыгана, и какой-то виноватый, женский, видимо той самой Катерины-Кати. Было похоже на то, что гость за что-то ругал хозяйку… а вот и ударил!

Шлепок! Визг… плач… Шум падающего тела!

Так он же ее сейчас убьет! Спасать надо деву, спасать. Тем более — свидетель.

Почти не рассуждая, Лидочка бросилась в дом и заголосила уже с порога:

— Эй, соседка! Маслица льняного случайно нет?

Судя по всему, барышня вмешалась вовремя. Разъяренный цыган уже склонился над распростертой на полу молодой растрепанной женщиной в порванной на груди кацавейке, склонился и занес зажатый в руке нож!

— Говори, тварь! Зарежу!

— Ой, Макарушка! Не убивай!

— Соседушка…

— Это кто еще? Любовник твой, да? — Нахальный визитер живо подскочил к Лидочке и схватил за грудки, приставив нож к шее. — Ого! Да ты девка!

Обнаружив сие, цыган гнусно осклабился и с силой рванул ворот Лидочкиной рубашки. Разорвал, паразитина, обнажив грудь… И Лидочка, недолго думая, ударила его коленом в пах… а потом, почти сразу — угостила в нос тыльной стороной ладони. Нехороший удар — болезненный, страшный. Если посильнее — носовая перегородка запросто войдет в мозг!

Цыган поперхнулся, отпрянул и тяжело завалился на спину… Однако это еще не все. Лидочка еще успела хитрым приемом «рычаг руки наружу» отобрать у супостата нож!

— Вот теперь рыпнись только, поганец! Убью.

— Не надо, прошу, — поднимаясь с пола, вдруг зарыдала женщина. — Это я… я виновата во всем. Не знаю, простишь ли ты меня, Макарушка…

— Знать тебя не знаю! — злобно косясь на гостью, прошипел поверженный злодей. — Ноги моей больше в твоем дому не будет! И ты в табор не приходи. Нет промеж нами более никакой любви. Нету!

Зарыдав, Катерина бросилась на колени:

— Макарушка!

— Сказал — нет промеж нами ничего… Да брось ты нож, девка! — скрипя зубами, цыган сел на полу, опираясь спиною о стену. — Не собирался я ее убивать. Так, попугал только. Хотя таких тварей и убить бы нехудо.

— А ну, пасть закрой! — чувствительно пнув лиходея в бок, цыкнула Лидочка. — Сейчас за капитаном-исправником пошлю. На каторгу у меня пойдешь, гниль! Понял? И глазами на меня не сверкай, не боюсь я тебя, поганца, нисколько.

— Не надо на каторгу, — шмыгнув носом, Катерина снова запричитала. — Он и впрямь не хотел. Это я все…

— Ты, не ты, — хмыкнула барышня. — Разберемся. Потолкуем?

— Потолкуем, ага… — женщина обрадованно закивала и жалобно скривила губы. — Только этого бы… отпустить бы, а?

— Точно отпустить?

— Ага.

— Ладно… Вон пошел! Пошел, говорю, пока я добрая, — нагло распорядилась «атаманша». — А ножик твой я себе оставлю — трофеем.

— Ну, ты это… — поднимаясь на ноги, цыган восхищенно причмокнул. — Ну ты, дева, да-а-а… Как ты меня… Уважаю! И это… зла на меня не держи. Я ведь тебя не хотел… пошутил просто.

— В следующий раз за такие шутки уши отрежу, — серьезно пообещала Лидочка. — И кое-что еще. Все — пошел уже. Уходи, сказала.

— Ухожу, — цыган задержался в дверях и обернулся с неожиданной улыбкой. — А нож — пусть не трофей. Пусть — подарком будет. При таком ноже тебя ни один цыган не обидит. Наоборот.

— Да иди ты уже, черт лохматый!

* * *

Макар Чубаров вскочил в бричку и принялся нахлестывать лошадь. Тучи желтой пыли поднимались из-под колес и копыт, и сквозь эту пыльную мглу сияли сатанинской злобою черные глаза цыгана. Оскорбленный в лучших своих чувствах любовник гнал лошадь с такой силою, словно торопился в ад. Пару раз бричка едва не перевернулась и даже зацепила колесом верстовой столб у городской управы. Вот тут уж Чубарову волей-неволей пришлось остановиться. Выбравшись из брички он склонился над колесом, потрогал, пошатал… И был взят под белы рученьки бодрой командой инвалидов во главе с неизбывным Митричем!

— А, господин Чубаров! — радостно потер ладони Денис. — Ну, присаживайся, мил человек. Рассказывай!

— И что рассказывать, вашество? — цыган изумленно глянул на гусарский мундир Давыдова. — Это что же, господа гусары нынче присутственные дела ведут?

— Не твое дело, — Денис резко усмехнулся и подкрутил усы. — Давай рассказывай, какую ты девицу в трактир водил! Напомню — недели две назад дело было.

— Я многих вожу, — развалившись, нагло рассмеялся цыган.

Вот чего Денис Васильевич терпеть не мог, так это этакого вот нахальства. Особенно среди простонародья.

Побагровев, гусар приподнялся и ахнул кулаком по столу:

— А ну, встать, шваль! Нынче живо у меня на каторгу… а то и на виселицу — за убийство!

— Я никого не убивал, — живенько уяснив, что шутить здесь с ним никто не собирается, Чубаров поспешно вскочил на ноги, позабыв про свои расстроенные изменой любовницы чувства. — Христом-богом клянусь, детьми… да чем угодно!

— Клятвы свои поганые оставь при себе. Чай, не на базаре, — хладнокровно заметил гусар. — Отвечай все с толком, по существу. Подвозил девицу чужую?

— Подвозил, — поморгав, Чубаров тряхнул чубом. — Было дело. До трактира подвез, да.

— Так кого подвез-то?

— Анною звали. Из Черкасс…

Услышав такое, Денис напрягся — еще чуть-чуть, и недалеко до признания!