Судьба гусара

Полевой лагерь разбили на опушке чудесной липовой рощи, посреди медвяных трав. Ужо лошади были довольны, да и гусары тоже: после утомительных дневных скачек так славно было расслабиться, полежать на траве, в компании верных друзей и шампанского. За вином специально отправляли нарочных в Черкассы, за сто верст, водкою же обходились ядреною, местной.

Каждое утро начиналось с чистки лошадей, потом — легкий завтрак, а уж затем, причем до самого вечера — маневры. Ну, а уж вечером — пир, куда ж без этого?

Еще следовало содержать в чистоте и порядке всю амуницию, от сапог до кивера. Кивер впервые ввели для гусарских полков года два назад, точно такого же образца, как и в пехоте: высокий, почти цилиндрический, чуть расширяющийся кверху и с пристегивающимся козырьком. Hи кутасов (толстых гарусных украшений, свисающих спереди и сзади кивера), ни султана на гусарских киверах еще не было. Зато как много всего нужного помещалось в сей головной убор! В кивере хранили ложку, деньги, гребешок, щеточку для усов, фабру, ваксу, нитки с иголками, трубочку с табачком, запасной кремень для пистолета, шило — все то, что всегда должно было быть под рукой и что невозможно было держать в чакчирах и доломане.

В состав амуниции входила портупея из красной кожи, к которой крепилась сабля и ташка — пятиугольная сумка, у «белорусцев» — красная с белой опушкой и серебряным императорским вензелем. Поверх портупеи надевался пояс-кушак в виде цветных шнуров с серебряными перехватами. В боевых условиях на специальном ремне-паталере носилась небольшая коробочка для патронов к гусарским пистолетам — «лядунка», там же крепились на тонких цепочках два протравника для прочистки затравочного отверстия пистолета — медный и стальной.

Кроме двух седельных пистолетов в качестве огнестрельного оружия еще имелось короткое кавалерийское ружье — карабин — и прилагающийся к нему инструмент.

Все это в походе пачкалось, загрязнялось и требовало ежедневного ухода и чистки, чем и занимались гусары в вечернее время. Еще игрывали в карты — куда ж без этого?

— А вот мы вашего вальта — дамой! Так ему, так!

— А мы — вот этак! А еще — так…

— Ах, по масти бы, по масти…

Посреди лагеря жарко горели костры, вкусно пахло походной похлебкою с горохом и салом. В шатре князя Сереги играли. Судя по выкрикам, серьезная шла игра, в которой уж не только деньги, но и поместья проигрывали, и ставили на кон детей и жен! Давыдов же к картежной игре был равнодушен — батюшка, отставной полковник Василий Денисович когда-то проигрывался в прах, и если б не матушка, Елена Евдокимовна, то еще и не ясно б, чем сие дело кончилось. Вот и с сыновей своих, с Дениса и Евдокима, матушка взяла слово, чтоб не играли. Те и не играли, Дениса и не тянуло даже. Так, посмотреть за игрой любил, песен попеть, выпить, но карты в руки не брал никогда!

— Может, други, к дамам поедем, проветримся? — опасаясь проиграться, несмело предложил Сашенька Пшесинский.

И совершенно напрасно надеялся!

— Какие дамы, корнет, когда тут игра такая! Вон, Бурцов так понтирует, что самому черту тошно!

— Андрюшка! А ну неси еще водки, неси!

Выпив, Денис выбрался из шатра и, усевшись к костру, похлебал с солдатами похлебки, ничуть не гнушаясь обществом нижних чинов и их простым и сытным варевом. За то солдаты бравого ротмистра и любили, жаловали.

— А вот, Денис Васильевич, уточкой угостись! Фимка, обозный, подстрелил.

— Спасибо, ребята, за уточку, но… И так уже сыт! Пойду, пройдусь лучше… или посплю.

При Давыдове, как и при любом офицере, имелся крепостной «дядька», слуга, денщик — дворовый мужик Андрюшка, вернее, не мужик, а немного сутулый рыжеватый парень. Расторопный, ловкий, умелый — что еще надобно для слуги?

— Денис Васильевич, почивать желаете? Так я живо метнусь, постелю…

— Сиди! Без тебя обойдусь. Сиди, говорю!

— Как скажете, вашество!

Денис, а точнее — Дэн, специально отпустил Андрюшку… чтоб не стеснял. Ибо молодой человек задумал все же одно важное дело, для чего потребовались свечи и блюдце с водою. Свечи нашлись, а блюдце пришлось заменить походной жестяной плошкою. Что же касаемо шатра, так Давыдов заранее велел разбить его в стороне от всех. Никакого удивления это ни у кого не вызвало, все знали — поэтам иногда требуется уединение. Да и вообще, поглощенные нешуточными карточными баталиями гусары в чужую жизнь носа не совали.

Поставив на походном столе плошку, Дэн высек огнивом искру, зажег трут, а уж от него — свечку. Уселся на раскладной табурет, вытянул руки…

— Дух…

Черт! А кого вызвать-то? Себя самого, что ли?

— Дух Дениса Давыдова — явись! Явись! Явись! Явись!

Не получилось. Не вызывался дух, не хотел являться… наверное, потому, что уже и был здесь.

Подумав, молодой человек попытался вызвать дух Ольги, а потом — и Леночки, и Юрика… Все с тем же успехом, точнее — без оного.

Дэн пытался до утра, а потом… нет, не впал в отчаянье, просто надоело. Повалившись на тюфяк, набитый свежей соломой, Денис устало смежил глаза и тотчас же провалился в сон.

Глава 2