Судьба гусара

– А хорошее шампанское! – подкрутив усы, похвалил князь Серега. – Очень даже неплохое. Смею заметить – весьма неожиданно для нашей глуши. Где покупали? В селе?

Все по привычке называли Звенигородку селом, хотя вот уже девятый год сей населенный пункт считался вполне самодостаточным уездным городом, пусть и небольшим – проживало в ту пору в Звенигородке где-то около шести-семи тысяч человек. Для села – многовато, однако на город сие селение не походило никак. Пыльные улицы стелились самой что ни на есть деревенской раздольностью, дома обывателей утопали в садах, люди держали коров, коз, овец, гусей и прочую живность. Никаких мануфактур-предприятий не было, разве что купцы братья Окуловы разрабатывали невдалеке глину, нанимая у местных помещиков оброчных крестьян. Жизнь в новоявленном городе текла, как и встарь, по-деревенски неторопливо, без особенных новостей, зато со сплетнями, которые здесь, кажется, обожали все, не исключая гусар.

Водку и шампанское покупал самый младший, Сашка.

– У пана Верейского брал, в лавке.

– У-у-у! И все же шампанское у этого выжиги ничего.

Купец Никифор Верейский держал в Звенигородке лавку, где, кроме скобяного товара, появлялась частенько и водка, и вот даже шампанское.

– Интересно, где он водку берет? В Вильну ездит?

– За водкой, может, и в Вильну… А вот такого шампанского в Вильне нет, – со знанием дела промолвил князь. – Нет, нет, господа, это я вам говорю точно. Только за границей такое!

Корнет Сашка хлопнул в ладоши:

– Так что же, Верейский-то этот – контрабандист?

– Ну-у… может, не сам. Но с контрабандистами связан точно!

* * *

Через пару-тройку дней в полк вернулся отец-командир, Яков Федорович Ставицкий. В компании с ним приехал и капитан-исправник, отставной пехотный майор, присланный городничим для расследования дела об убийстве ребенка. Капитан-исправник отвечал за порядок в уезде и занимался расследованиями всякого рода криминальных проявлений. Однако должность сия была выборной, и в случае чрезвычайных ситуаций деятель сей мог рассчитывать лишь на команду ветеранов-будочников (инвалидов, как их называли) либо вот просить помощи людьми у командира расквартированной в уезде воинской части.

По сути, полиции в общепринятом понимании в Российской империи еще не сложилось. Имелось Министерство внутренних дел и подчинявшиеся ему «Управы благочиния» во главе с городничими. Ну и вот – инвалиды да капитаны-исправники, избиравшиеся из наиболее уважаемых дворян, прошедших воинскую службу. «Управе благочиния» подчинялись так называемые «полицейские части» во главе с приставом, каждая часть примерно на двести пятьдесят дворов. Части эти и приставы больше занимались охраной общественного порядка, нежели ведением уголовных дел. Для последнего как раз и существовал капитан-исправник.

Уже часа через два после приезда полковник вызвал к себе Давыдова, представив ему гостя:

– Вот, Денис Васильевич, господин Ратников Федор Петрович, бывший майор, ныне же – капитан-исправник. Прошу любить и жаловать. Будет заниматься тем мерзким делом… ну, ты знаешь. Все, что видел, ему изложи подробно… Можешь прямо сейчас…

– Лучше позже. В присутствии, – тут же отчеканил майор. – Я вызову сам… как вас, господин…

– …ротмистр. Ротмистр Давыдов, Денис Васильевич, – наконец, представил гусара командир.

Сказать по правде, присланный деятель как-то не производил впечатления умного и знающего законы человека, способного разбираться в уголовных делах. На вид так чистый солдафон – «слуга царю, отец солдатам». Коренастый, длиннорукий, с квадратным, тщательно выбритым подбородком и бесцветными глазками усердного и недалекого служаки, сверкавшими под маленьким покатым лбом. Да! Еще брови – кустистые, выцветшие, большие хрящеватые уши и вислый, как баклажан, нос. Тот еще портрет – никакой тебе изящности, утонченности… и никакого проблеска мысли. Такой нарасследует, ага.

Ратников прямо там и поселился – в присутствии или, как его называли по-старому, – «в съезжей избе» – двухэтажном деревянном доме, выстроенном специально для всяких административных надобностей. Архитектор, как видно, был не чужд высоких исканий, аляповатые деревянные колонны и портики несколько напоминали модный стиль ампир, а вырезанные из дерева завитушки – барокко или, верней, рококо.

Как бы то ни было, а к приходу Давыдова доблестный капитан-исправник сменил дорожное платье на черный сюртук и темно-красный шейный платок-галстук, отчего стал похож на директора пионерского лагеря времен позднего СССР. Восседая за широким, крытым темно-зеленым сукном столом, следователь успел нацепить нарукавники и, кивнув вошедшему Денису на стул, окунул перо в бронзовый чернильный прибор, изображавший то ли троянского коня, то ли бескрылого Пегаса.

– Ну-с, молодой человек… Рассказывайте.

Гусар рассказал все, насколько мог – подробно, и даже присовокупив к своему рассказу аккуратно вырезанные из «поэтической тетради» листки с «протоколом осмотра».