– Его все еще держат в темнице, из-за того что парнишка отказывается признать Битона своим отцом и отречься от Мюрреев – как там Битон их назвал? – а, да, подлых тварей, воров, прелюбодеев и ублюдков.
Элинор рассмеялась и кивнула:
– Да, я слышала это однажды. Вот, что я скажу тебе, милая: ему бы следовало хорошенько подумать, прежде чем тыкать своим грязным пальцем в тех, чьи деяния он считает куда менее благочестивыми, нежели собственные. Некогда Битон имел гнусную привычку оставлять свое семя в утробе любой бедняжки, которую был в состоянии догнать. А сейчас-то, думаю, его гнилой стручок уже не работает, как должно.
– Элинор! – Мэлди даже поперхнулась от удивления, совершенно ошарашенная столь откровенным высказыванием пожилой женщины.
– Но это так. Чего ж скрывать. Многие думают, что хворь, пожирающая его изнутри, – божья кара. А я вот никак в толк не возьму, чего ж тебя-то не позвали осмотреть его? Он ведь перепробовал столько омерзительно пахнущих мазей да бальзамов в тщетной попытке замедлить или вылечить свой недуг. Ему уже должны были донести, что в замке снова появилась целительница. Неужто лэрд не захотел позвать тебя – хоть ради того, чтобы узнать, нет ли у тебя снадобья, какого он еще не испробовал?
– Нет, он вообще никогда не требовал меня к себе. Ни разу. Ни в мой прошлый приезд, ни в нынешний. Может, никому и в голову не пришло рассказать ему обо мне, а может, он и сам, один раз взглянув на меня, решил, что на целительницу я мало похожу. Знаешь, Элинор, в последнее время я частенько испытываю трудности из-за этого, – тихо пробормотала Мэлди, вспомнив о Балфуре, чтобы тут же изгнать его из своих мыслей.
– Хмм, ты и вправду не больно-то ты похожа на взрослую, девонька, скорее уж, на милое дитя. Очень уж ты маленькая да тоненькая, как тростиночка. Ты уж прости людям, если порой они сомневаются, что своему искусству ты училась многие годы.
– Я понимаю. Хотя по-прежнему много путешествую, чтобы узнать что-то новое. – Она потянулась и встала из-за стола. – Думаю, мне пора спать. Слишком устала. Путь сюда был не из легких и вымотал меня больше, чем я думала.
Мэлди была потрясена, когда Элинор внезапно поднялась следом и крепко ухватилась за нее, прижавшись всем телом. Девушка успокаивающе погладила пожилую женщину по спине и вдруг почувствовала, что та охвачена сильным страхом. Это чувство было столь сильно, что во много раз превосходило даже боль от потери ее любимого Роберта.
– Что случилось? Чего ты испугалась? – спросила Мэлди.
Элинор немного отстранилась и сказала со слабой улыбкой:
– Тебя не обманешь. Ты всегда знаешь, что я чувствую, девонька. Думается мне, Господь наградил тебя не только даром исцелять недужных одним лишь прикосновением руки, но и способностью заглянуть человеку прямо в сердце.
– Да, мне тоже порой кажется, что я способна угадывать чувства других людей. Хотя, как оказалось, это умение не слишком-то помогает узнать правду, но ты так и не ответила на мой вопрос. Ты напугана, Элинор, сильно напугана. Почему? Ты что-то услышала, какие-то дурные вести встревожили тебя? Может, я смогу чем-то помочь?
– Нет, все мои опасения из-за того, что ты собираешься сделать.
Мэлди напряженно замерла, понимая, что страх, который она почувствовала теперь, исходил от нее самой. А она-то наивно полагала, что вела себя осмотрительно, тщательно выверяя каждый шаг, каждое слово, чтобы даже намеком не выдать задуманного. Так или иначе, но Элинор что-то заподозрила, а если заметила она, то и для кого-то другого догадаться не составит труда.
– А что такого я собираюсь сделать? Не понимаю, о чем ты.
– Ты, конечно, не должна мне ни о чем рассказывать и, Бога ради, прекрати уже вздрагивать от каждого шороха. Я почти ничего не знаю, просто вижу, что, в чем бы не заключалась причина твоего возвращения, это как-то связано с тем бедным мальчиком, которого Битон держит взаперти. Поступай как знаешь, милая, и будь уверена: я не выдам тебя ни словом, ни делом. Все, чего я прошу, – будь осторожна.
– Я всегда осторожна, Элинор, – мягко ответила Мэлди.
– О нет, уверена, ты так говоришь, только чтобы успокоить меня. Будь очень осторожна. У меня какое-то нехорошее предчувствие. Этот год и так принес мне слишком много горя, забрав моего любимого Роберта. Прошу тебя, береги себя, я… я просто не вынесу, если потеряю еще и тебя. Ты мне дорога, словно родное дитя.
Мэлди глубоко тронули эти слова, и она крепко обняла Элинор. Девушка любила эту сухонькую старушку и была рада узнать, что и та тоже искренне тревожилась за нее. Немного печально сознавать, что за столь короткое знакомство между ними установилась прочная связь, которой у Мэлди так и не возникло с родной матерью. А причина в добром сердце Элинор. Она умела заботиться о людях, даже о молодой женщине, появившейся на пороге ее дома в изодранной и грязной одежде, падающей с ног от усталости и без единой монетки в карманах.