Читаем Судьба генерала полностью

— Ну вы же мне обещали! — воскликнул с хорошо сыгранным негодованием Александр.

— Я выражаюсь образно, — махнул рукой Палён. — Думаю, что этой осенью вы уже станете императором, в крайнем случае к началу весны.

— Отлично, — вставил слово Панин, — к этому времени я уже составлю черновой проект конституции.

— Ну, с этим уж мы всегда успеем, лишь бы захватить власть, — бесцеремонно хохотнул барон. Видно было, что бравый генерал считает все эти заботы вице-канцлера об основном законе, ограничивающем власть монарха, пустыми хлопотами.

— Ну зачем же так, — проговорил цесаревич, сладко улыбаясь, — я верен своему слову, надеюсь, как и вы, господа.

Заговорщики вскоре расстались.

<p>3</p>

А на следующий день после похорон Суворова семья Муравьёвых гуляла днём в Летнем саду. В этот погожий день там было многолюдно. Зеленели аккуратные газоны, постриженные деревья и кусты уже успели покрыться молодой, приятно пахнувшей весенней свежестью листвой. Вовсю заливались многочисленные птицы. Как ни осаживали мамаши, гувернантки и гувернёры своих громкоголосых чад, но то тут, то там на аллеях парка раздавался детский смех и громкие выкрики. Александра Михайловна, одетая в элегантное свободное платье из белого муслина, перетянутое зелёными лентами с бантом высоко под грудью по моде того времени, вела за руку Николеньку, которому очень хотелось побегать по дорожкам парка, посыпанным желтоватым песком. Но, отлично зная резвый нрав своего среднего сына (младший, четырёхлетний Михаил, остался дома с нянькой), мамаша крепко держала недовольного отпрыска рядом, приговаривая:

— Ну что ты, Николенька, как жеребёнок вечно рвёшься носиться сломя голову. Вот приедем домой, там во дворе и набегаешься. А здесь не место. Ведь, почитай, всё светское общество прогуливается. Подерёшься с каким-нибудь малолетним великим князем, отвечай потом за тебя, пострелёнка. Да и вообще, привыкай вести себя на людях пристойно.

Но Николенька не хотел упустить такого подвернувшегося вдруг случая, чтобы не облазить нового места вдоль и поперёк. А пока он коварно затих и перестал вырываться, чтобы ввести в заблуждение маменьку, радушно раскланивающуюся с знакомыми прохожими, кивая головой, одетой в широкую, на английский манер, соломенную шляпу, украшенную зелёными и голубыми лентами под цвет своих больших лукавых глаз. Отец, Николай Николаевич, отстал, о чём-то оживлённо беседуя с двумя гвардейскими офицерами, своими двоюродными братьями.

Один из них, высокий и стройный молодой кавалерист в красном вицмундире, белых лосинах и чёрных сапогах со шпорами, полковник Николай Саблуков, командир эскадрона Конногвардейского полка, привлекал внимание всех дам стройной фигурой и уверенной поступью богатого и знатного дворянина, добившегося в свои молодые годы — а было ему всего двадцать три — немалого. Его хорошо знали при дворе как отменно воспитанного молодого человека и одного из лучших танцоров своего времени. О, как он танцевал старинные менуэты в одеянии времён Фридриха Великого в паре с бывшей фавориткой царя Катенькой Нелидовой, услаждая взгляд Его Величества, помешанного на всём, что было связано с этим великим пруссаком. Да и сейчас, спустя три года, уже с новой любовью императора Анной Лопухиной, или княгиней Гагариной по фиктивному мужу, полковник с энтузиазмом кружился в поначалу запрещённом, а потом по настойчивой просьбе юной фаворитки разрешённом Павлом новейшем, элегантно-свободном, даже с оттенком некоторой скандальной фривольности танце, называемом вальсом. И такое сокровище в звании гвардейского полковника и с порядочным состоянием в полторы тысячи душ ходит холостым! Это был просто вызов всем маменькам, у которых были дочки на выданье. А так как почти в каждой петербургской семье можно было найти писклявое создание, упорно мучившее клавикорды и уши терпеливых гостей на всех званых вечерах, то можно себе представить, какой популярностью пользовался молодой повеса в столичном граде. Вот и теперь, поглядывая с умилением на стройную фигуру в конногвардейском мундире, с ним раскланивались ласково все прекрасные создания в шёлковых и муслиновых платьях, сладко облизываясь, как кошки, на славного, но пока ещё не пойманного воробышка, беззаботно чирикающего у них под носом. Рядом с полковником шагал полная его противоположность, коренастый, коротконогий, неуклюжий, как молодой медведь, но уверенный в себе на все сто процентов, несмотря на молодые годы, поручик Преображенского полка Александр Волков.

Братья чуть поотстали, а затем и вовсе свернули на пустующую боковую аллейку, где остановились и, внимательно поглядывая по сторонам, негромко продолжили оживлённый, но не радостный разговор.

— Ну, слава богу, здесь нет никого, можно хоть слово молвить, не опасаясь, что продажный слуга или горничная подслушают тебя под дверью, — проговорил Саблуков, нервно вертя в руках обязательную в то время для офицера трость с желтоватой костяной ручкой и металлическим наконечником.

Перейти на страницу:

Все книги серии Русские полководцы

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза