Читаем Судьба дворцового гренадера полностью

- Не поверит мне, - ответил Иванов, - я вовсе врать не умею.

- А тут и соврать не грех, раз из скромности одной, - уверила его жена. - Только ты заранее придумай, как отвечать, если прозвище спросит солдата, что кошель подарил.

Так научила, и все прошло гладко. Отдал при встрече Лужину кошелек, рассказал про давно умершего приятеля-кирасира и просил передать французу. Иван Дмитриевич внимательно рассмотрел ветхую ткань, прочел вырезанное на кольцах и сказал задумчиво:

- Все может быть... Вензеля и корона подходят. А как звали того кирасира и в котором году помер?

- Звали Иваном Малюгиным. После войны стал он загуливать да и отдал богу душу году в восемнадцатом, - без запинки соврал Иванов.

А через день, 24 января, Лужин разыскал унтера в Эрмитаже.

- Представь, Александр Иваныч, кошелек-то дедовскийего девиз и вензель вырезаны. Виконт как дитя радовался, а потом опечалился, когда узнал, что Малюгина никогда не увидит. Я уж не сказал, что спился. Просил по-русски и по-французски его прозвище на память записать.

- А что за титул такой - виконт, Иван Дмитриевич?- спросил Иванов, чтобы скорей отойти от своего вранья.

- Во Франции так младших сыновей графов называют.

А 28 января, придя еще затемно в канцелярию - с девяти часов он заступал на дежурство по парадным залам, - Иванов застал Федота со сбитыми на лоб волосами, которые всегда держал в порядке, и смотревшего в пол, будто в оцепенении.

Первая мысль унтера была, что от своих расстройств в бумагах напутал, а может, капитан Петух обидел.

- Что с тобой, Федотушка? - спросил он.

- Господина Пушкина на дуэли француз ранил, да тяжело, в живот, поднял глаза Тёмкин, и слезы поползли по щекам.

"В живот угодила, на тот свет проводила", - вспомнил Иванов солдатское присловье. И спросил:

- А сам цел остался?

- Легко в руку ранен, навылет.

- Ну, будет ему, под военный суд отдадут, - утешал Иванов.

- Что толку, ежели Пушкина не станет!

- Когда же случилось?

- Вчера, под вечер домой привезли... Ох, Александр Иванович, вы тут малость побудете? - Тёмкин схватился с места.

- С полчаса, пока со сменой не пора идти. А Тебе что?

- Сбегаю к ихней квартире, спрошу, каково там.

- А где живут-то?

- На Мойке, в доме нашего князя. Я мигом... - И, надевая на ходу шинель, Тёмкин выскочил из комнаты.

- Застегнись по форме! - крикнул вслед унтер.

Писарь возвратился очень скоро. Иванов только собрался запереть канцелярию и отдать ключ дневальному в роте, как Тёмкин вошел и, скину-в шинель, сел на свое место. Вынул платок и вытер виски и шею, видно, бежал всю дорогу.

- Ну? - спросил Иванов.

- Живы, но маются очень, говорят. Докторов лучших привезли. Василий Андреевич там, князь Вяземский, друзья самые близкие. Перед квартирой народ толпится...

- Пулю-то вынули? - спросил Иванов.

- Не знаю, - мотнул головой писарь и закрыл лицо руками.

Идучи домой после смены в пятом часу, унтер отклонился от обычного пути и с другой стороны Мойки поглядел на дом Волконского. И верно, около ворот и под окнами стояла толпа.

Некоторые, спросивши, шли дальше. Громкого разговора не было слышно. Сани и кареты мимо не ездили, видно, их заворачивали в сторону. Унтер увидел, что кто-то снял шапку и перекрестился.

"Неужто помер?" - подумал Иванов и пошел домой.

Нет, весь этот день Пушкин был жив. Зайдя на другое утро в канцелярию, Иванов не застал писаря. Окликнув унтера через перегородку, полковник сказал:

- Отпустил я его. Только напутает в бумагах... Видал? Камер-юнкер всего, а слава какая! Ноне, пока до роты шел, - долго ли по канавке? трое господ спрашивали: "Жив ли Пушкин-то?.." Еще вчерась как ветром по дворцу переносило. Тут да там: "Пушкин, Пушкин". А я вчерась не понял, к чему оно...

- А вы читали, Егор Григорьевич, его хоть что-нибудь? - спросил Иванов.

- Нет, брат, не случилось. А ты?

- Нам с женой Федот его сочинения читал. Складно и душевно писано. А про капитанскую дочку так просто за сердце взяло, и все как есть понятно.

- То-то шум подняли. На моей памяти сколько офицеров на дуэлях застрелено, такого не бывало. А ты видел ли хоть Пушкина-то?

- Как же! И вы во дворце беспременно не раз их встречали.

И на лестнице нашей. Они к господину Жуковскому часто хаживали. Кучерявые такие, зубы белущие, а глаза как у коня хорошего - покосится, как огнем опалит... А теперь, видать, конец, бедному, приходит, сами знаете, раз в живот рана.

- Да, ежели в кишки пуля вошла, то читай отходную.

В этот день Иванов помогал по канцелярии, а идя домой,

опять свернул на своей стороне Мойки и встал против дома Волконских. Сегодня толпа была куда больше. Но никто не стоял, а медленно двигались, входили под ворота и выходили, часто снявши шапки. Две жандармские каски торчали над толпой.

"Кончился. Прощаться народ пускают, - понял Иванов. - Надо бы пойти, да в солдатской шинели, хоть и нашей роты, как бы от жандармов чего не было. Не зря поставлены..."

Кто-то тронул за рукав. Рядом стоял Павлухин в полной форме - в медвежьей шапке и шинели со всеми наградами, с полусаблей на галунной портупее. Кивнул на тот берег и сказал:

Ходил знаешь, с кем проститься...

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
1917 год. Распад
1917 год. Распад

Фундаментальный труд российского историка О. Р. Айрапетова об участии Российской империи в Первой мировой войне является попыткой объединить анализ внешней, военной, внутренней и экономической политики Российской империи в 1914–1917 годов (до Февральской революции 1917 г.) с учетом предвоенного периода, особенности которого предопределили развитие и формы внешне– и внутриполитических конфликтов в погибшей в 1917 году стране.В четвертом, заключительном томе "1917. Распад" повествуется о взаимосвязи военных и революционных событий в России начала XX века, анализируются результаты свержения монархии и прихода к власти большевиков, повлиявшие на исход и последствия войны.

Олег Рудольфович Айрапетов

Военная документалистика и аналитика / История / Военная документалистика / Образование и наука / Документальное