— Он должен был сделать важное открытие в химии, помнишь? — не унимался Рейт. — Но вдруг решил, что его желания глупые и неосуществимые! Теперь он работает слесарем в автомастерской и просто прожигает время за бутылкой. Он решил! Вот оно, право выбора! Он перечеркнул твою и мою работу, что мне неважно, по большому счету, но самое ужасное, что он растоптал часть души твоего сына, не использовав ее с должной бережливостью. Продолжим?
— Нет. — Фатум развернулась и пошла к своему трону. — Именно поэтому я делаю то, что должна. Люди боятся, сомневаются, переживают из-за неудач, и это, кстати, твои проделки. Чтобы быть в состоянии достигнуть чего-либо, им нужно время.
— Фатум, через какие-то три цикла мой племянник войдет в свою полную силу, и ты не сможешь его контролировать, как сейчас. Подумай об этом.
В словах Рейта имелась доля истины, и было очевидно, что Фатум это понимала. Сейчас она максимально распыляла душу сына, оставляя лишь небольшой огонек, ориентируясь на свои убеждения и любовь ко всему живому. Если она не научит мальчика самостоятельно делать свое дело с теми же мыслями, может произойти катастрофа.
Рейт шел по белоснежной дороге, оставляя за собой следы пепла. Он направлялся в правый замок, где жил его племянник. Быстро поднявшись по витиевато закрученным лестницам и пройдя через огромный тронный зал, похожий на темное звездное небо, он вошел в спальню, где у кровати своего брата сидела хрупкая белокурая девушка.
— Харт, — мужчина присел рядом, — как идет восстановление?
— Мечется, кричит, но пока не открывал глаз, — девушка заплакала. — Дядя, его крики боли проникают в меня, даже когда я погружаюсь в таинство. Мне его жаль, ведь я так сильно его люблю…
— Знаю, дорогая, — вздохнул Рейт.
Одно присутствие Харт усиливало все его чувства и переживания. И это было не случайно — ведь именно она наполняла каждое писание матери и дяди своими эмоциями.
— Почему ему так сложно быть собой? — вдруг спросила Харт.
— Ему не сложно быть собой, ему сложно терять себя.
Рейт смотрел на юношу, лежащего на кровати. Тот беспокойно метался и вскрикивал, сжимал белоснежные простыни и ронял редкие звездные слезы из закрытых глаз.
Резко открыв глаза, я все еще пыталась проморгать ясные картины сна. В подобные моменты абсолютно оправданно недопонимаешь, откуда в твоем подсознании такие видения и сюжеты. Помнилось все до мелочей, кроме лиц. Именно они ускользали.
Воспоминания прошедшей ночи очень быстро вытеснили из головы беспокойное сновидение, и я поймала себя на мысли, что улыбаюсь. Новый день чувствовался особенным, да и я теперь будто стала другой.
Павел сладко спал рядом. Какое-то время я рассматривала его лицо, а потом решила убежать, чтоб своими эмоциями счастья не разбудить любимого мужчину. Поцеловала его в плечо, очень осторожно скатилась с кровати и на цыпочках побежала к себе в комнату, завернувшись в покрывало.
Я смотрела на себя в зеркало ванной комнаты: припухшие губы, живые веселые глаза, блуждающая улыбка… Стоило мысленно возродить подробности, как щеки заливала краска, а внутри все переворачивалось, будто на качелях “солнышко” крутанула.
Лежа в ванне, полной пены, я закрыла глаза и пребывала в тихом умиротворении и спокойствии.
— Доброе утро, пропажа. — Павел нежно коснулся губами моих губ.
— Привет. — Я улыбнулась.
Ночью все казалось таким естественным и правильным, но вот встретить среди бела дня его прямой взгляд оказалось сложно. Неудобно… Господи, а в голову, как назло, лезли мои стоны и ночные «просьбы» … Я подтянула колени к груди и обняла их руками, словно пытаясь спрятаться от Павла.
— Когда ты успела сбежать? — Он сделал вид, что не заметил моего стыда.
— Около часа назад. — Я подула на мыльные пузырьки и подняла взгляд. Не сдержалась.
— Почему не осталась? — Он пытливо смотрел на меня. Провел ладонью по моим щекам.
— Не хотела тебя будить… — Его ласка распаляла меня, и я прикусила губу, чтоб не застонать в голос.
— Я был бы не против проснуться от твоих нежных рук. — Он огладил мои плечи.
Это была какая-то изощренная пытка! Он прекрасно видел мое состояние, напряжение, но упорно продолжал игру.
— Перестань, ты меня смущаешь, — улыбнулась я и опустила глаза.
— Предлагаешь мне остыть? — Он вскинул бровь в ожидании ответа.
— Да! Предлагаю! — Хотя на самом деле его общество было желанным.
— А ты коварная чертовка! Но уговорила. — И он прямо в одежде залез ко мне ванну.
— Паша! — Я подскочила. Я-то думала он уйдет, но никак не влезет ко мне…
— Так еще лучше! Говорил же, коварная… — Он ухватил меня за руку и повалил на себя.
Наши поцелуи не походили на те, что были ночью. Сейчас это размеренная нежность и ласковые касания, но чем дольше это продолжалось, тем более стремительно нарастал ритм биения сердец и требовательнее становились руки и губы.
Мы лежали на кровати. Он перебирал мои волосы, а я гладила его живот и грудь. Каждый думал о чем-то своем, хотя я не могу говорить за него.
— Ты такая забавная, когда смущаешься, — Павел улыбался.
— Это плохо или хорошо?
— Это необычно и приятно.