Судьба династии

На следующий день его сиятельство был приглашён к завтраку и представлен «императору» и «наследнику престола». Как писал Г.К. Граф: «За столом он сумел на всех произвести приятное впечатление, особенно на княжон. Своими рассказами он их очень смешил. Во всяком случае, и в следующие свои приезды он был приглашаем»[53].

Как тут не умилиться российскому обывателю начала XXI века — к императору в изгнании прибыл князь-аристократ, да ещё герой Гражданской войны — какая пастораль! Увы, Авалов настолько же был князем, насколько Кирилл — императором.

Жил-был в Тифлисе еврей-ювелир Рафаил Берман. И, говорят, жил не хуже других, но, увы, его сын Пейсах не захотел пойти по стопам отца. Впрочем, такая ситуация была у многих евреев-ювелиров. Вспомним хотя бы, как огорчили сыновья главного нижегородского ювелира Мойшу Свердлова. Наш же юный Рафаилович увлёкся музыкой. В 1901 году его призвали в армию и зачислили капельмейстером в 1-й Аргунский казачий хор. Однако хорошего музыканта из Пейсаха не получилось, и он выбирает военную карьеру. Он отличился в русско-японской войне, получил «Георгия» и первый офицерский чин. Где-то около 1905 года он крестился и стал Павлом Вермонтом (Бермондтом). Как видим, небольшое удлинение, и фамилия звучит как немецкая. Но этого нашему Рафаиловичу оказалось мало, и он каким-то способом усыновился князем Михаилом Аваловым. Замечу, что в отличие от тех же Рюриковичей, в Кахетии числились десятки князей, иной раз не имевших и пары слуг. Среди таковых был и Авалов. Итак, теперь наш Рафаилович на службе был Вермонтом, а при необходимости в иных местах представлялся князем Павлом Михайловичем Аваловым.

При «проклятом царизме» военная карьера Рафаиловича не удалась, и он к февралю 1917 года дослужился лишь до ротмистра. Первые два года после падения монархии судьба носила нашего героя то в Киев, то в Питер, и вот, наконец, в Митаве всплыл полковник Вермонт.

Тут по указанию германского генерала Гольца наш герой собирает большую рать. Правительства стран Антанты по существу не возражали против перехода немецких войск в части Вермонта. По признанию руководителя британской военной миссии в Берлине генерал-майора Малкольма, «постольку, поскольку полковник Вермонт предполагает использовать свои войска против большевиков, он может оказать нам услугу». Переходу немецких солдат в войско Вермонта способствовали и обещанное высокое жалованье (солдатам 11 марок в день, офицерам — до 40 марок), и возможность безнаказанно грабить местное население. Недаром английская газета «Морнинг пост» писала, что немецкие солдаты в Прибалтике «в первую очередь заняты воровством и грабежом, а военная служба у них на втором месте».

Под нажимом англичан воинство Вермонта в августе 1919 года формально подчинялось генералу Юденичу, воевавшему на севере Эстляндии с большевиками.

Юденич потребовал, чтобы Вермонт принял участие в походе на Петроград. 30 августа в Ригу явился сам Юденич и вызвал Вермонта из Митавы.

А наш Рафаилович взял да и не приехал. Юденич был взбешен. Он-де при царе-батеньке был генералом от инфантерии, главнокомандующим Кавказским фронтом, а сейчас командовал Северо-Западной армией, а тут какой-то ротмистр, объявивший себя полковником, взял да и послал…

Таким образом, положение генерала Юденича в глазах латвийского правительства, латышской армии и союзных миссий оказалось нелепым. Однако Юденич отправил к Вермонту в Митаву начальника своего штаба полковника Генерального штаба Прюффинга с требованием, чтобы полковник Вермонт немедленно явился в Ригу к генералу Юденичу дать свои объяснения. Но полковник Прюффинг вернулся в Ригу, так ничего и не добившись от Вермонта. Юденич и представители Антанты неоднократно писали Вермонту, пытаясь доказать, что от его выхода из Митавы и благоприятного разрешения запутанного курляндского вопроса зависит судьба Петрограда и всего объединённого Северо-Западного фронта. Но всё было напрасно — Вермонт упорно молчал. Генерал Юденич уехал из Риги, направив Вермонту свой ультиматум — в десятидневный срок обсудить положение, подчиниться и прислать ответ.

Вермонт твёрдо решил не уходить из Митавы. Понять его несложно. Красные уже накостыляли многим генералам, начиная от Колчака и кончая Миллером, и рисковать своим воинством наш полковник не хотел. Главное же, воюя с красными, он бы таскал каштаны из огня для других — того же Юденича или Деникина. В случае же победы белых Вермонт заведомо бы оказался на третьих ролях. Захватив же Курляндию, а то и всю Прибалтику, и сохранив в целостности свою армию, Рафаилович мог поторговаться с любым победителем, будь то Троцкий или Деникин.