Дома Тим всегда удивлялся при виде бомжей, калек и всяких там попрошаек. Он приставал к маме с вопросом: «Как можно так жить?» — мама отмахивалась и уверяла, что привыкнуть можно к любым условиям. Тим не верил. Ему казалось, если его выгнать из дома, то он либо быстро разбогатеет и обзаведется своим домом (ну это скорее всего), либо просто умрет, но спать на вокзале и питаться из помойки — не сможет. Но теперь ему начало казаться, что мама была права. Ну и что, что у него есть крыша над головой и еда два раза в сутки? Главное-то не это. Он только сейчас понял, чем именно смущали его разум те земные бомжи. Там, дома, все его убеждали, что жизнь человека — громадная ценность. Прям-таки все: и мама с отчимом, и учителя, и все знакомые. И по телику об этом говорили, и в газетах писали. Правда, вид безногого инвалида, просящего милостыню под проливным дождем, порой действовал убедительней, чем слова лоснящегося политика с экрана телевизора, но про инвалида можно было быстренько забыть. А здесь… Здесь любой бы только выпучил глаза, скажи ему Тим, что жизнь человека ценна уже только фактом ее наличия. И вот как раз это-то отношение к его, Тима, жизни и ставило его на одну ступеньку с земными нищими. Да может, даже и еще ниже — все-таки нищего нельзя просто взять и избить на виду у всех… то есть не всегда можно… вдруг рядом милиционер окажется или там Брюс Виллис какой-нибудь. А тут — ну проткнет его Сан Тамо пару раз мечом, ну и подумаешь. Никто и ухом не поведет. Не подох ученик — и ладно. А и подохнет — невелика потеря. Вон на втором уроке по «Воле в Бездействии» одному ученику голову разрубило — никто и не дернулся, кроме Тима, который весь завтрак на пол выложил. И получил за это вечерком двадцать плетей в придачу к накопившимся двадцати за брусок. Ну ладно, хоть под лезвия его Сай Ашан сажать не стал.
В школе потихоньку шла текучка. Неуспевающие ученики куда-то пропадали, сильно успевающие — тоже, только Тим все ходил и ходил на занятия, хотя успехов у него было ничуть не больше, чем в самый первый день. Других уже давно бы выгнали или сделали медиумом или еще чего похуже. Тим и сам бы давно помер на каком-нибудь уроке, но лекари у них были столь же квалифицированны, как и экзекуторы. Все было по высшему уровню. По земным понятиям. Здесь же никаких уровней не было и быть не могло, любой вкладывал в каждое свое дело всего себя, словно в дело всей жизни. Даже если этим делом было мытье сортира.