Судьба боится храбрых

— Важно также отличать непознанное от неизвестного. Некоторые явления незнакомы нам, но происходят вследствие известных нам законов природы. Это — неизвестное, и здесь задача ученого состоит в том, чтобы понять, какие законы природы образуют это неизвестное. Вернусь к примеру ученого, пытавшегося улететь. Как выяснилось при его осмотре, умер он не оттого, что разбился, и даже не от холода, который возникает на больших высотах, а от удушья. Почему? Потому что воздух, которым мы дышим, как любой газ, также имеет массу и лежит на земле слоем некоторой толщины, подобно воде в сосуде. Есть некоторая высота, на которой воздух кончается, о чем до того случая никто не знал. Поэтому ученый должен не только достаточно полно представлять себе цель своей теории и последствия ее применения, он еще и должен знать известные законы природы, чтобы суметь предсказать результат их взаимодействия в областях неизвестного. На следующем уроке, завтра, мы продолжим разговор о науке и ее месте в обществе. Этот урок закончен, на сегодня больше уроков нет.

С этими словами Пар Самай подобрал с пола какой-то длинный предмет и вышел из комнаты. Ученики потянулись следом. Тим тоже пошел к себе, по дороге размышляя об услышанном.

Что-то там историчка рассказывала о познаваемости мира. Ну да, что все люди делятся на тех, кто думает, что мир можно познать, и тех, кто так не думает. Дескать, те, которые верят в Бога, — это агностики, а те, которые в науку, — гностики. Тогда Тиму это показалось вполне разумным, он размышлял над этими двумя вариантами, потом решил, что он верит в познаваемость мира. Не прямо сейчас, конечно, когда еще столько всего непонятного на свете, а лет через двести — триста. Но тут нарисовался какой-то третий вариант, и Тим теперь снова размышлял над тем же вопросом. Как-то так выходило, что мир получался одновременно познаваемым и непознаваемым. Можно исследовать все известные законы природы, но какой в этом смысл, если любой ученый может взять и придумать еще парочку, которые тут же начнут взаимодействовать с уже известными, усложняя и без того непростой мир.

А еще, вдруг понял Тим, если Пар Самай не соврал насчет того, чем занимаются ученые, то земные средневековые монахи были в общем-то правы, запрещая науку. То есть они-то запрещали просто из глупости, конечно, и этого… как его… мракобесия. Но получается, правы они были. Ведь оно что выходит: дай волю этим ученым — такого наоткрывают, за тысячу лет потом не разберешься. А с другой стороны, совсем запрещать — тоже как-то нехорошо. Вот если бы Тим сейчас стал главным над наукой, он бы придумал, как сделать так, чтобы все было правильно. Наверное.

Хотя что об этом думать? Так они и разбежались вернуть его на Землю, да еще и министром по науке сделать. Поэтому Тим принялся думать про лежавший у него в кармане брусок. Если сломать его у Тима не получается только потому, что сам в это не верит, то почему бы не сунуть этот брусок в какой-нибудь мощный механизм? Тим, правда, таких тут не видел, но он и не искал. Должна же быть у них хотя бы мельница какая-нибудь? И вот тогда брусок сломается стопудово — мельница-то не живая, она не может верить, что брусок металлический и очень твердый.

В его комнате на кровати сидел Ашер Камо. Тим напрягся, но виду не подал. Он уже уяснил, что здороваться здесь не принято, поэтому прошел внутрь как ни в чем не бывало, сел на кровать рядом с куратором, достал из кармана брусок и вцепился в него обеими руками.

— Подожди, — сказал Ашер Камо.

Тим отпустил брусок и застыл в ожидании.

— У тебя разве нет вопросов по сегодняшнему дню?

Тим даже удивился — он уже понял, что здесь чем меньше задаешь вопросов и чем больше додумываешься сам, тем лучше. И чем же, спрашивается, недоволен Ашер Камо на этот раз? Пожал плечами, потом вспомнил:

— А… да. Я видел… необычное существо. Что это было?

В ответе куратора прозвучало некоторое замешательство, похоже, он ждал не этого вопроса.

— Существо из другого мира. Тебе не следует знать больше.

Тим виду не подал, но обиделся. «Ах так, — подумал он, — тогда и тебе кой-чего знать не следует». Он собирался рассказать про разговор с той страхолюдиной, но сейчас передумал. Хотя вообще-то куратор должен был сам заметить, ведь Тим вроде как оказал чудищу некоторую услугу и его шаретор должен был вырасти? Про беседу с Арамом Ашер Камо тогда моментально просек. А может, дело в том, что чудище не было человеком?

— У меня есть вопрос про шаретор, — сказал Тим. — Если я накормлю голодную собаку…

В этом языке было слово «собака» и обозначало вроде бы именно собаку. А слова «кошка» не было. Тим замолчал на секунду, задумавшись об этой странности, но понял, что не время, и встрепенулся.

— Тогда у меня шаретор вырастет?

На этот раз Ашер Камо ответил сразу: