Судьба боится храбрых

Пожалуй, его подвела вера в свою удачу. Злая шутка судьбы — он всегда верил в принцип «не ждать неприятностей» и тому же учил всех своих последователей. Этот принцип заставил его закрыть глаза на вполне реальную возможность неприятности, просто-таки написанную черным по белому. Точнее, — темно-зеленым по серому. «Уничтожающий недостойных» значилось на листке сероватого пластика. И не ему ли было не знать, что всякое утверждение на его родном языке в равной степени означает отрицание обратного утверждения. И название меча можно было смело перевести как «Воскрешающий достойных».

По какому принципу меч выбирал достойных — неизвестно. Известно лишь то, что из девяноста трех разумных существ, которых Сах Аот собственноручно лишил жизни при помощи этого меча, ни одно не было признано достойным.

Вплоть до девяносто четвертого. Сах Аот обернулся, ему показалось, что он услышал звук за спиной. И увидел то, чего просто не могло быть, — мертвый поднимал голову. Сах Аот заглянул на план линий бытия и первый раз в жизни закричал от ужаса, увидев, как НЕВОЗМОЖНОЕ быстро превращается в ВЕРОЯТНОЕ, а затем — в НЕОТВРАТИМОЕ.

Странно и циклично гудело в ушах. Тим вдруг понял, что он жив, и очень этому удивился. И недавней слабости как не бывало. «Так что, — подумал он, — тот свет все-таки есть? Знала бы баба Тася». Открыл глаза. Но ни райских кущ, ни адских котлов перед ним не оказалось. Зато оказался холодный серый пол и два меча. Один из мечей лежал на полу, прямо возле его руки, а второй — с очень странной рукояткой торчал из груди. «О как, — подумал Тим. — А почему я жив тогда? Интересно, а шевелиться я могу?» Лежащая перед глазами рука дрогнула и пошевелила пальцами. «Могу! А где же Сах Аот?» Тим, не поднимая головы, осмотрелся. Вид комнаты вверг его в некоторое недоумение — какие-то дрожащие людские силуэты виднелись в ней, но были они насквозь прозрачны и бесплотны. Силуэт Сах Аота тоже обнаружился среди них — чуточку более плотный, но тоже размытый и полупрозрачный.

— Ну и хрень, — сказал Тим, поднимая голову. Мгновенно в комнате все изменилось. Силуэты людей исчезли совсем, зато фигура Сах Аота уплотнилась, но размазалась по всей комнате и обзавелась добрым десятком рук, все, как одна, тянущихся к оружию. К мечу, лежащему перед Тимом, к мечам и топорам, висящим на стенах, к лежащему у стены копью.

— Нич-чего не понимаю, — сказал Тим, инстинктивно хватаясь за лежащую перед носом рукоятку. Его рука свободно прошла сквозь полупрозрачную четырехпалую руку. Тим только едва заметное сопротивление почувствовал — словно рука эта состояла из потока воздуха. Размазанный по комнате Сах Аот вдруг собрался в почти непрозрачную фигуру, и Тим, вздрогнув, поспешил подняться — а вдруг сейчас он станет совсем материальным и добьет Тима? Качнувшись, встал, осмотрелся. Сах Аот мерцал сотнями полупрозрачных клинков, которые торчали из подергивающегося двухметрового силуэта, как иголки из свернувшегося ежика. Меч в груди вызывал некоторый дискомфорт, и Тим, не задумываясь, обхватил левой рукой неудобную рукоять и потянул. С влажным хлюпающим звуком клинок вышел из раны, и Тим спохватился. «Блин! Кровь же может хлынуть», — с запоздалым сожалением подумал он, заглядывая под полу курточки. Рана никуда не делась, глубокая прорезь под левым соском и не думала затягиваться или исчезать, но в остальном вела себя вполне пристойно — не болела, кровь из нее не хлестала, да и вообще — почти не ощущалась.