Судьба амазонки

Женщина тоже подошла, чтобы посмотреть, и замерла. Как могла она не обратить внимания на роскошную аэрографию, изменившую вид машины до неузнаваемости? На месте робкого наброска маленькой девочки красовалось колючее растение – чертополох. Художник передал самую суть неприхотливого и дикого цветка, добившись почти стереоэффекта. Мощные шипы угрожающе топорщились, казалось, они могут поцарапать неосторожного прохожего, слишком близко прошедшего к авто. И тем не менее истинная природная красота во всей своей необузданной страсти к жизни сквозила в каждом лепестке пышных лиловых цветков. Яркие краски выигрышно смотрелись на строгом чёрном фоне, придавая экзотической агрессивности стильному силуэту машины.

Пауль был откровенно доволен произведённым впечатлением. Мать и дочь как заворожённые глядели на работу настоящего профессионала, которого не без труда нашёл бизнесмен, чтобы добиться желаемого результата. Единственный из многих художников, с которыми он беседовал, смог предложить ему эскиз, в котором Пауль углядел воплощение своей смелой задумки.

– А почему не розы, а какие-то сорняки? – единственное, что смущало недогадливого ребёнка.

– Жизнестойкие, сильные – более подходящие символы для мужчины, к тому же они мне близки и по другим причинам, но это долгая история, – Пауль скромно умолчал о своей затерявшейся в веках родословной. – Нам пора?

Спутницы сели в машину и долго без умолку обсуждали потрясшую их картину.

В пансионе ещё не закончились занятия, когда трое «проверяющих» начали свою инспекцию по этажам и коридорам старинной обители. Современные классы, превосходный интерьер, отличное оборудование – хозяйки учреждения все душевные силы вкладывали в необычный пансион. Прежние выпускницы, добившиеся определённого статуса в жизни, никогда не забывали родной школы, открывшей перед ними новые горизонты. Помогали средствами и заботливые родители, и опекуны отправленных на обучение девочек: кто в пределах своих возможностей, а кто и практически всю прибыль отдавал, как это делал сейчас Пауль. Мария с гордостью демонстрировала достижения, которые были нужны школе не только для поднятия престижа: во главу угла ставились интересы детей. Она с упоением рассказывала о перспективах пансиона. И всё же Пауль на протяжении всей «экскурсии» ощущал неведомый дух, витающий в стенах заведения, который незримо объединял разных и сперва чуждых друг другу людей под своё начало. Под конец обхода, облокотившись на бортик манежа и с удовольствием наблюдая, как начинающие наездницы осваивают азы рискованной науки, он не удержался и поведал о странном чувстве, вызванном от посещения школы. Мария ответила не сразу:

– Мы все это чувствуем, но предпочитаем объяснять намоленностью места. Здесь всегда был женский монастырь, поклонялись покровительницам женщин. Всё объяснимо… Только…

– Что «только»?

– Узоры на традиционном шейном платке учащихся имеют более древнее происхождение.

– Они ровесники символов на золотом нагруднике, который вы держите на подоконнике?

– Вы тоже заметили?

– Я бы уделил этому вопросу более пристальное внимание.

– Нельзя афишировать, пусть всё остаётся по-прежнему, так удобнее и понятнее для ныне живущих…

– Вы как-то странно выражаетесь.

– Так сказала женщина из снов Софи.

– Я не верю снам: бред, рождённый усталым мозгом.

– Поэтому я боюсь показывать дочку психологу, вдруг её забракуют и не возьмут в пансион. У нас строгий отбор. Софи, хочешь присоединиться?

Мария переключила своё внимание на дочь и кивнула в сторону занимавшейся группы. Девочка, с завистью смотревшая на низкорослых лошадок на манеже и их маленьких робеющих хозяек, радостно закивала головой:

– А можно?

– Сейчас с инструктором переговорю…

Мария удалилась, и некоторое время Пауль и Софи оставались наедине. Чтобы как-то найти общий язык с ребёнком, мужчина начал издалека:

– Понравились цветы на машине? Твоя была идея.

– Ты добрый, а сорняки злые. Их колючки похожи на пики и стрелы… Но жутко красивые!

– Аллегория. Гротеск. Шипы снаружи могут защищать хрупкую душу внутри…

– Я, когда вырасту и научусь, такие же смогу нарисовать.

– Хорошо, следующую аэрографию ты мне и нарисуешь, – улыбнулся он.

– Правда? – Софию воодушевила открывшаяся перспектива.

– Ты художник, значит, фантазёрка. Ещё лучше придумаешь!

– А мама ругает меня за «излишне богатое воображение», – у девочки даже плечи грустно опустились при воспоминании о попрёках Марии. – Я же не виновата, что со мной во сне всадница разговаривает.

– И что же она тебе говорит?

– Я всего не помню, но всегда повторяет, чтобы мы вернули ей украшение с камнем. «Вам служить не надо, а я должна…» – так и говорила, – вспомнив предостережения мамы, девочка запнулась и подняла испуганные глазёнки, будто желая прочитать на лице у Пауля насмешку, но мужчина слушал спокойно.

– Куда вернуть?

София с сомнением покосилась на приближающуюся мать и прошептала:

– В Разлом бросить, в озере каком-то.

– Да-а, координаты более чем точные…

– Она мне показала его!

– На планете тысячи озёр, – напомнил он ребёнку и замолчал, потому что подошла Мария.