Судьба

— Когда Лиза была на девятом месяце, вечером, они ехали из своего кафе домой. На светофоре в них влетела огромная фура. Водитель не был пьян. Банально отказали тормоза. Весь удар пришелся на сторону Марка. Их машину далеко тогда откинуло. Марк умер мгновенно. Лизочка все это время была в сознании. Она видела его смерть. Но даже пошевелиться не могла. Ее зажало между сиденьями. Говорят, она так кричала. В салоне было столько крови. Она кричала до хрипоты. Пока не отключилась совсем. Когда приехали спасатели, она была уже без сознания. — Боль нарастает внутри меня с неимоверной силой. Ее слова убивают меня, они становятся моим адом. Но Ксения не видит моей реакции, она смотрит в окно, продолжая говорить.

— Когда ее вытащили из машины, она была вся в крови. У нее открылось кровотечение. Как выяснилось потом в больнице, их маленькая принцесса, как они ее называли, тоже умерла, так и не родившись, удар пришелся и на живот. Принцесса так и не увидела этот мир… — Я вижу, как по щекам Ксении катятся беззвучные слезы. А мне хочется кричать от бессилия. Ну за что? Господи, за что моей чистой девочке досталась такая судьба?!

— Но самое страшное было впереди, — продолжает Ксения. Мне хочется зажать уши руками и не слушать этого. Это бессилие перед самим собой. Я слушал ее как в тумане, сползая на пол, зажимая голову руками. — Лиза долго была в реанимации. Она как будто не хотела возвращаться в реальность. Все жизненные показатели были в норме. Но она не просыпалась. Родители Марка приняли решение похоронить его и их маленькую девочку, не дожидаясь, когда она очнется. Я была с ними согласна. Зачем, скажи, зачем ей видеть все это?! На похоронах его мать обезумела от горя. Она была не в себе. Кидалась на меня, кричала, обвиняя во всем Лизу, их брак. Говорила, что если бы ее сын не женился тогда на Елизавете, ничего бы не было. Как мать, я могу понять ее боль. Но причем, скажи, здесь Лиза?

Тогда-то я и познакомилась с Лешей. Он буквально оттащил от меня обезумевшую мать. Когда Лизочка наконец очнулась, она сразу все поняла. Она не плакала и не кричала. Она просто молчала. Не произносила ни слова. Она не билась в истерике. Она словно умерла вместе с ними. Не сопротивлялась врачам, принимала все медикаменты. Ее тело быстро приходило в норму. Она сидела на больничной кровати, смотрела в окно, раскачивалась из стороны сторону, никого не слышала, ни с кем не разговаривала. Мы с Лешей были с ней каждый день. Он единственный из семьи Марка, кто навещал ее. Все остальные просто игнорировали ее существование. Они оставили ей дом и кафе. И просто укатили жить в другой город.

Лиза смотрела на всех пустыми ледяными глазами, в них была безысходность и обреченность. Когда ее организм пришел в норму, ее выписали домой. Мы с Лешей привезли ее ко мне. Врач сказал, что может быть домашняя обстановка, забота близких, вернет ее к жизни. Но ничего не изменилось. Она неделями просиживала в комнате, смотря в потолок. Она превращалась в тень. Угасала с каждой секундой. Я училась на психолога. Но знаешь, в те дни я поняла, что психолог из меня хреновый. Я ничем не могла ей помочь. Тогда я четко поняла, что никогда в жизни не буду работать психологом. Я просто не смогу выдержать людской боли.

Спустя месяц, я проснулась от нечеловеческого крика в соседней комнате. Когда я прибежала к ней, она кричала, билась в истерике, вгрызалась зубами в подушку. Как потом выяснилось, ей в первый раз приснился сон, который по сей день преследует ее. Один и то же страшный сон. Тогда ее психотерапевт выписал эти чертовы таблетки. Они должны были помочь. Но еще через неделю после очередного кошмара она просто закрылась в ванной и выпила всю упаковку. Хорошо, что Леха был дома, он выбил дверь в ванну и вовремя вызвал скорую. Все обошлось. Как потом рассказывала Лиза, она не хотела покончить с жизнью. Она говорила, что просто хотела, чтобы боль ушла. После этого случая Леша закрылся с ней на кухне и очень долго разговаривал. Я не знаю, что он ей говорил. Они не рассказывали мне об этом. Но она изменилась, начала разговаривать, нормально ела, пила. Пусть в ее глазах была обреченность и пустота, но это был хоть какой-то сдвиг. Ещё через месяц она занялась работой в кафе. Сняла вот эту квартиру. О возвращении в их дом даже речи не шло. Мы все ее понимали, уговаривали его продать. Но она не соглашалась. Он просто одиноко стоял. Мы с Лехой иногда приезжали туда. Ты знаешь, я боюсь этот дом, он такой же мертвый и пустой. Там так тихо. И всегда очень холодно, даже летом.

Все вроде налаживалось, пусть она не светилась от счастья, но работала, общалась с людьми. На кладбище она ни разу не была, объясняя это тем, что там их нет. Там чужие мертвые тела. Она их не знает. Она как будто отрицала саму смерть.