Судьба

Кожа Лазмета была загорелой и обветренной, но не такой коричневой, как у меня. У него был вид светлокожего человека, который много сезонов подряд находился под солнцем. А лицо его покрывала свежая щетина.

Лишь Ризек и Вас были свидетелями предполагаемой смерти Лазмета во время Побывки. Они выполняли ответственное и секретное задание по розыску и похищению оракула. С тех пор как отец узнал о судьбе Ризека, они оба пытались избежать предсказанного. Первое дитя рода Ноавеков должно пасть от руки Бенезитов. Надо было найти способ это предотвратить.

Каждая Побывка была еще одним шансом выследить предсказателя. В ту конкретную Побывку они подверглись нападению со стороны местных вооруженных сил, которые превзошли их по численности. Лазмет пал в сражении и заставил Ризека с Васом бежать. Тела не было, как и причин подозревать Ризека во лжи. До настоящего момента.

Интересно, нападали ли на них вообще? Где находился Лазмет все эти сезоны? Он не мог скрываться. Он бы ни за что не отдал власть добровольно. Наверняка он пребывал в заключении. Но как выбрался? И зачем вернулся сейчас?

Лазмет откашлялся, и это напомнило грохот катящихся со скалы валунов.

– Все, что вы ранее слышали от девочки-подростка, которая погубила мою жену и сына, не должно приниматься за истину, поскольку по закону наследования не она владыка шотетов.

Со всех сторон на меня обратились глаза, но всего на несколько тиков. Я убеждала себя, что мне все равно. Но не смогла не вспомнить свою испещренную тенями руку, которой я ухватилась за плечо матери, чтобы ее оттолкнуть, и вздрогнула. Ризека я не убивала, но я не могла утверждать, что невиновна в смерти мамы. И я никогда не смогу назвать себя невинной.

– Я обращаюсь к шотетскому народу – к народу, что сотни сезонов подвергался презрению, оскорблениям и унижениям со стороны планет Ассамблеи. Народу, который, несмотря на постоянные издевки, обрел мощь. Мы соответствуем всем возможным критериям для вхождения в состав Ассамблеи. Мы обосновались на планете, но нами пренебрегли. Мы сформировали могучую армию, но нами снова пренебрегли. Нам была дарована семья судьбоносных, о которой объявили оракулы всей Солнечной системы, но и это ничего не изменило. Больше мы не станем терпеть пренебрежение.

Несмотря на мой страх перед отцом, внутри у меня что-то вспыхнуло.

Гордость за мой народ, культуру, язык, и да – нацию, в которую я никогда не переставала верить, хоть была и не согласна с методами убеждения, используемыми моей семьей. Слова отца воодушевили меня, несмотря на то, что меня пугал подтекст. Когда я огляделась, то поняла, что была не единственной, кто испытывал подобные чувства. Эти люди были противниками режима Ноавеков, но они оставались шотетами.

– Мы отвергаем условия мира, выдвинутые канцлером Бенезит, – продолжил Лазмет. – Между нами не может быть мира до тех пор, пока нет уважения. Потому самым эффективным методом будет борьба против мира. Это послание является объявлением войны против народа Туве, возглавляемого канцлером Исэй Бенезит. До встречи в бою, мисс Бенезит. Конец связи.

Экраны переключились на следующую запись – новости с прорезавших небо вершин Треллы, где туман поднимался так высоко, что плавно переходил в тучи.

Вокруг меня повисла странная тишина.

Мы приняли вызов.

– Кайра!

Такой родной голос Акоса был облегчением. Что он сказал мне в нашу первую встречу? Ох, да – про его токодар. «Я отсекаю ток, – сказал он тогда, – во всех его проявлениях».

Если бы моя жизнь была иной формой тока (она ею и была в некотором смысле – кратким и временным потоком энергии в космическом пространстве), Акос и ее бы отсек. Оно было бы к лучшему. Но сейчас вопрос, засевший в моей голове с тех пор, как Акос впервые поцеловал меня, казался более насущным, чем когда-либо: это судьба связывала его со мной? Или нечто другое?

– Это был мой отец, – сказала я, то ли икая, то ли хихикая.

– Приятный человек, – ответил Акос. – Чересчур любезный. Ты не находишь?

Эта шутка вернула меня обратно в настоящее.

Прежняя тишина сменилась гулом бурных обсуждений. Тека горячо спорила с Эттреком. Я поняла это по тому, как она грозила пальцем перед его лицом, практически задевая по носу. Аза стояла вместе с другими серьезного вида людьми и наполовину закрывала лицо ладонью.

– Что происходит? – тихо спросил Акос.

– Думаешь, я знаю? – покачала я головой. – Я даже не в курсе, считаемся ли мы с тобой диссидентами. И считает ли Лазмет диссидентов шотетами.

– Может, мы сами по себе? Ты и я?

Акос произнес это с проблеском надежды в глазах. Если я не была диссидентом и даже не считалась шотетом, то нахождение рядом со мной не могло приниматься за его неизбежное предательство. Так долго Ноавеки и шотеты казались Акосу синонимами, что внезапное лишение меня всех этих статусов пришлось ему по душе. Но от этого я не становилась менее значимой. Более того, я этого не хотела.

– Я остаюсь шотетом всегда!

Сперва Акос в ошеломлении отстранился от меня. Но его возражение не заставило себя ждать. И оно прозвучало резко: