Суд времени. Выпуски № 23-34

Зоря Серебрякова, доктор исторических наук: Нет, я совершенно не согласна, и поражаюсь тому, как мало у нас, простите меня, знают конкретные исторические факты. Через несколько месяцев, т. е. вскоре после введения «красного террора», в 1918 году, в первую годовщину Октябрьской Революции, именно по предложению Троцкогобыла принята амнистия, в которой говорилось, что все царские офицеры, арестованные в качестве заложников, освобождаются, и, тем самым, огромное количество военных специалистов смогло влиться в Красную Армию. Но амнистия никогда не была признаком радикализма. И, как известно, Сталин очень резко протестовал и боролся против этого. В 1937 году ему удалось добиться расстрела большинства из этих героев Гражданской войны, которые пришли как раз и по амнистии тоже в Красную Армию. Я помню лично Геккера — начальника внешней разведки Красной Армии, с тремя орденами Красного Знамени. Он был один из царских офицеров, глубочайшим образом чтил Троцкого, в этом нет сомнения.

Млечин: Зоря Леонидовна, правильно ли будет сказать, что Троцкий, когда ему было доверено создание Красной Армии, которой не было, он создавал её просто с нуля, не будучи военным человеком, принял сразу же единственно разумное решение: войной должны руководить профессионалы. И он обратился к кадровому офицерству русской армии, бывшей царской армии. Ведь они занимали все командные посты, ну, практически, все. И они все ведь были уничтожены потом Сталиным.

Серебрякова: Да, но именно благодаря амнистии, а не террору — это очень важно! Это противоположное тому, что говорится.

Млечин: Зоря Леонидовна, извините, что я Вас прервал, просто хочу ещё один важный пункт — об отношении к деревне. Вот ещё один миф, укоренившийся в нашем обществе: Троцкий не любил русскую деревню. Кто первый потребовал заменить продразвёрстку продналогом? Я просто, на всякий случай, поясню тем, кто не хорошо помнит, как Зоря Леонидовна, историк. Была продразвёрстка, которой, в частности, лично занимался товарищ Сталин, отправленный для мобилизации продовольствия. Это что значит — это приходили и отбирали всё! Вот это называлась продразвёрстка. А кто не подчинялся — того расстреливали. Продналогом, при котором заплатил, отдал какую-то часть, которую должен — остальное твое. Кто это сделал?

Серебрякова: Это предложение такое было Льва Давидовича Троцкого, но которое не встретило тогда понимания и, в общем, одобрения, потому что, видно, ещё считалось преждевременным.

Млечин: Один Рыков проголосовал на Политбюро за него.

Сванидзе: Время истекло.

Млечин: Ваша честь, благодарю Вас.

Серебрякова: Так что это тоже опровергает этот радикализм. Какой? Новая экономическая политика — мы знаем, как много она как раз дала доброго и хорошего для страны.

Сванидзе: Спасибо. И Вам вопрос, Зоря Леонидовна. У меня создалось впечатление из того, что Вы говорили, что просто Троцкий — один из самых мягких деятелей русской революции. А между тем, ведь он строил Красную Армию не на амнистиях, Зоря Леонидовна, а он строил Красную Армию на жесточайшем терроре, на заложниках и на расстреле заложников. Разве не так?

Серебрякова: Нет, не так. Если можно было, повторяю, через полтора месяца после введения «красного террора» можно было амнистировать всех-всех. Там было сказано в его предложении: всех царских офицеров, арестованных в качестве…

Сванидзе: А семьи, а семьи, когда он их забрал в Красную Армию?

Серебрякова: Никого…

Сванидзе: Никого не трогал?

Серебрякова: …Как факты показывают — это были угрозы. Троцкий, как раз, говорил очень суровые вещи, но ни одной семьи, я специально этим занималась… Так вот — Сталин: дети за отца не отвечают… и, я перед вами, с 14 лет уже в застенках сталинских была, даже мой грудной ребёнок побывал в тюрьме… Так вот, в отличие от Сталина, повторяю, Троцкий никогда ни одну семью не привлекал. Не пользовался бы он таким уважением как раз среди тех, которых мы все знаем.

Сванидзе: Спасибо, Зоря Леонидовна, спасибо. Но я должен сказать, что…

Серебрякова: Выдающихся деятелей.

Сванидзе: Знаете, как известно по Ильфу и Петрову, рост людоедки Эллочки льстил мужчинам — каждый самый плюгавый мужичонка казался на её фоне могучим мужем. Точно также рядом со Сталиным каждый выглядит гуманистом, это — несомненно. Но мы понимаем что, в этом плане, соседство со Сталиным льстит каждому политику, потому что рядом с его жестокостью меркнет всё. Но, тем не менее, это не значит, что рядом с ним были гуманисты. Сергей Ервандович, прошу Вас, вопрос свидетелям стороны зашиты.

Кургинян: Скажите, пожалуйста. Я бесконечно сопереживаю трагедии вашей семьи и бесконечно уважаю Ваш личный опыт. И это очень сильно держит меня, потому что… ну, мой дед тоже погиб в 1937 году. Крайне уважаю Ваше человеческое и прочее содержание. Просто сейчас говорю как с историком, да?

Серебрякова: Да, как с историком.