Суд волков

Наконец новых своих коллег посетил сам Ментелин. Франсуа был польщен, что человек, опередивший их на этом поприще и снискавший заслуженную известность своими изданиями, оказал им такую честь. Однако Арминий Шёффер во время этого недолгого визита не сводил с печатника подозрительного взора: для него это был соперник, явившийся вынюхивать чужие секреты. Франсуа заметил, как он рассердился, когда бывший ученик Генсфлейша словно невзначай вынул литеру из ящика и стал внимательно ее разглядывать. Ведь всем было известно, что литеры "Мастерской Труа-Кле" давали более четкую печать, чем у Ментелина, и меньше изнашивались при многократном использовании набора. Арминия не смягчили даже комплименты, щедро расточаемые Ментелином.

К счастью, тот не задал ни одного вопроса о новой смеси, которую Шёффер-отец рекомендовал применять при отливке литер: было очевидно, что Ментелин не знает, в какой пропорции следует добавлять к свинцу сурьму.

Весной 1468 года Феррандо, гордый как павлин, привез наконец обещанный заказ на тысячу триста папских индульгенций по одному экю за штуку.

Жанна посмотрела, послушала и сказала себе, что счастлива: дело становилось выгодным. Она нашла сыну ремесло. И какое!

Она мечтательно подумала, что для полного счастья ей не хватает внуков.

Сама она была беременна.

23 Розовое снадобье

Давай поженимся, – сказала она. Жак исчез три года назад. Никаких вестей о нем так и не было. Феррандо под присягой засвидетельствовал в городской управе, что барон Жак де л'Эстуаль пропал во время морского путешествия на Восток, когда его корабль захватили алжирские корсары.

Баронесса де л'Эстуаль была объявлена вдовой. Уведомление о ее свадьбе со сьером Жозефом де л'Эстуалем вывесили на дверях церкви Сен-Северен за три недели до церемонии. Венчание произошло в июне 1468 года. Оно стало третьим в жизни Жанны.

Приглашены были только самые близкие ей люди: сын Франсуа, Феррандо, Анжела, Гийоме, Сидони, Сибуле и кормилица. Деодат выделялся своим нарядом из лазурного шелка. Все сошлись во мнении, что он все больше и больше походит на Жака.

– Боже, сделай так, чтобы это была моя последняя свадьба! – взмолилась Жанна.

А в сердце своем сказала: Жак, ты знаешь, что это за тебя я снова выхожу замуж.

Слезы подступили к горлу; она проглотила их вместе с облаткой. Жозеф смотрел на нее; она повернула голову и улыбнулась ему.

Не будь его, мысленно добавила она, я бы превратилась в жалкую развалину.

Во время праздничного застолья в особняке Дюмонслен Анжела обняла Жанну. Неужели она угадала, какие противоречивые чувства испытывает ее невестка?

– Эти мужчины! – сказала Анжела. – Без них свеча тухнет, но все же свеча – это мы!

Вот так и случилось, что именно она рассмешила Жанну, которая впервые за этот день улыбнулась.

Вернувшись в Анжер, Жанна и Жозеф нанесли визит королю и выразили ему свое почтение. Они увидели тех же придворных, что до отъезда, включая Иеромонтана и двух теологов, но к ним присоединился еще один астролог по имени Крестьен Ле Сонье, называемый также Кристиан Базельский, один миниатюрист и один поэт. Жозеф объявил королю, что вскоре закончит посвященный ему сборник максим.

– Я ждал трактат о мудрости, – сказал Рене Анжуйский.

– Сир, вы преувеличиваете мою ученость, – возразил Жозеф. – Вы и так слишком добры, соглашаясь принять максимы безумца! Я распоряжусь напечатать их, чтобы преподнести вашему величеству.

Король улыбнулся.

– Как это – напечатать? – возмутился один из придворных теологов, которого звали Жюст де Бастер. – Неужели вы осмелитесь издать мирские максимы, тогда как печатня предназначена лишь для вещей божественных?

– Откуда вы взяли это предписание, мессир? – спросил Жозеф.

Озадаченный теолог не сумел ответить. В разговор вмешался король:

– В Евангелии нигде не сказано, мессир, что печатня предназначена для вещей божественных. В конце концов, это всего лишь иной способ письма.

– Да, но благодаря ему дурные мысли распространяются гораздо быстрее! – возразил Бастер.

– Я не знаю, какие дурные мысли распространяли печатни, – спокойно произнес Жозеф, – зато мне известно, что добро они распространяют очень быстро. Можно напечатать двадцать Библий за то время, которое необходимо целой армии переписчиков, чтобы справиться лишь с четвертью одной из них.

– В любом случае это вам обойдется в кругленькую сумму! – воскликнул Бастер. – Я уверен, что это ужасно дорого. Следовательно, вы либо очень богаты, либо очень тщеславны.

– Я не богат и не тщеславен, мессир, – ответил Жозеф, не теряя хладнокровия, – но случилось так, что мне принадлежит доля в одной печатне, так что я могу напечатать эти максимы по сходной цене.

Жанна бдительно следила за спором между Жозефом и Бастером: враждебность теолога укрепляла ее в опасениях, что Сорбонна и духовенство в конце концов открыто выступят против печатни.

– У вас есть разрешение университета? – злобно вскричал Бастер.

– Я не знал, что нуждаюсь в разрешении, которого никто не требовал, – сказал Жозеф.

– Где же находится эта печатня?