— Недавно я отказала горничной: обнаружила, что она ворует. Другую найти еще не успела. А пока по утрам мне помогает привратница.
Ясно. Он все понял и представил себе ее утром, в комнате с открытыми окнами, когда она проветривает постельное белье, суетится в пыли, волосы повязаны платком, на ногах шлепанцы.
— А ешь ты дома?
— Только в полдень. По вечерам я ухожу. На углу есть ресторанчик, где обедают только завсегдатаи, чаще всего русские. Люди очень порядочные.
Он вдруг схватил с постели свой пиджак, кинул его на руку и буркнул:
— До скорого!
— Ты уходишь?
— Да, пока ты немного приберешь в моей комнате.
— Вернешься?
Он пожал плечами. Ну конечно, вернется! Он позволил проводить себя до площадки, запечатлеть на щеке влажный поцелуй, посмотрел на дверь соседки и, посвистывая, направился к лестнице.
Прочитав фамилии всех жильцов, вывешенные на доске в коридоре первого этажа, Луи вышел на улицу, поискал ближайший ресторанчик и как бы невзначай задал несколько вопросов хозяину.
Затем за круглым столом на террасе бара, стены которого были выкрашены в бледно-голубой цвет, он с трудом нацарапал плохим пером, поминутно сажая кляксы и дырявя бумагу:
«Дорогая Люлю!
Не удивляйся, что пишу тебе с Ниццы. Я здесь совсем не потому, как может тебе показаться. Я познакомился с очень приличной дамой, которая устроила мне комнату у себя в квартире.
Так вот, когда я пишу «очень приличной дамой»… Прежде всего, она сказала мне, что зовут ее Констанс д'Орваль, но когда я невзначай глянул в документы, то увидел, что по-настоящему ее звать Констанс Ропике. Усекла?
Посмотрим, что это даст. У нее, бьюсь об заклад, не все дома, и я подозреваю, что она прижимистая.
Все же сходи ко мне, возьми мой костюм, рубашки, носки, сложи в чемодан и перешли на вокзал в Ниццу, а я схожу и получу.
Пока никаких сведений от друзей нету. Если чего-нибудь узнаешь, напиши мне сразу до востребования. Я буду заходить туда каждый день. Заодно пришли мне деньжат, так как не знаю, когда получу, что мне причитается…
Надеюсь, что Жэн у тебя не был. А если придет, скажи ему от меня, что ему не поздоровится.
Передай привет мадам Адель.
Целую».
Он отправил письмо, завернул в парикмахерскую, побрился, постригся и вышел, распространяя приятный запах лосьона.
Газеты писали об ограблении почты в Лаванду и утверждали, что воры похитили около двухсот десяти тысяч франков. Одну из машин удалось обнаружить на перевале Эстерель в Трейа. Другую опознал ее владелец в Тулоне. Она стояла неподалеку от того места, откуда была украдена.
«Г-н Баттисти, известный полицейский комиссар, допросил многих и, кажется, напал на след…»
Воздух был сладкий, как в кондитерской, а город пестрел, как конфетные обертки. Малыш Луи улыбнулся при мысли, что сейчас Констанс, с помощью консьержки разумеется, готовит ему комнату.
Потом вспомнил о такси, которое она не захотела брать, о реплике, брошенной ею, когда соседка приоткрыла дверь, и взгляд его стал суровым.
— Надо будет ее вышколить, — буркнул он.
Малыш Луи хорошо знал Ниццу, бывал здесь много раз, но чувствовал себя в этом городе не так свободно, как в Марселе или Тулоне. Он недоверчиво оглядел террасы кафе, заполненные посетителями — мужчинами в белых брюках и панамах, пожилыми женщинами вроде Констанс, — и чуть было не зашел в казино на молу, но вовремя обнаружил, что в кармане у него всего 50 франков.
Он покинул виллу Карно в четыре часа, а теперь было уже шесть. Английская набережная кишела гуляющими, маленький гидроплан то и дело поднимался и опускался с оглушительным шумом.
«А не позвонить ли сестре?» — подумал он. Такое желание возникало у него, когда было муторно на душе.
Нужно дать Констанс время хорошенько убрать комнату, а заодно показать ей, что у него в городе есть дела.
Он вошел в телефонную кабину и попросил соединить его с «Баром друзей» в Ласене.
Сестра Луи, на три года старше его, вышла замуж за хозяина бара. Дела шли хорошо. Бар был расположен как раз напротив судоверфи.
— Это кто?.. Маргарита?.. Да, это я, Луи… Что ты сказала?.. Нет, из Ниццы… Объясню после… Фернандома?..