Суд праведный

– Разрешите идти, ваше благородие?

– Ступай, братец, – снисходительно махнул рукой Збитнев. – Проследи, чтобы убивца правильно устроили…

– Незамедлительно сделаю! – гаркнул Саломатов.

– Вот и славно… – отозвался Збитнев. – А мы с господином учителем позавтракаем, а затем и я делом займусь…

4

Закончив допрос работника Кунгуровых Дмитрия Штукина и глядя, как тот, прихрамывая, покидает кабинет, становой пристав, отдуваясь, откинулся на высокую спинку массивного кресла, вынул из ящика стола приятно оттягивающий руку золотой портсигар – подарок торгующего крестьянина Зыкова, продул заботливо набитую руками супруги папиросу и, закурив, выпустил вверх узкую струю дыма. Еще раз перебрав в уме показания время от времени подвывающей старухи Кунгуровой, виновато-робкие ответы Татьяны Беловой и упрямые, злые фразы ее брата, Збитнев поморщился.

– Кого еще прикажете доставить, ваше благородие? – просунулась в приоткрывшуюся дверь красная физиономия урядника Саломатова.

Платон Архипович щелкнул крышкой карманных часов, на секунду задумался, сказал:

– Иди, братец, перекуси чего-нибудь. Да и меня супруга заждалась к обеду… А потом мне понадобится крестьянин Ёлкин Терентий…

– Слушаюсь, ваше благородие! – обрадованно гаркнул Саломатов и, топая сапогами, удалился.

Погасив папиросу, становой тоже отправился домой, наказав стражникам внимательно приглядывать за «холодной», где на охапке сена, брошенного на пол, безучастно лежал Анисим Белов.

Когда Платон Архипович, отобедав, вернулся, перед кабинетом, прислонившись к стене, сидел на лавке уже полчаса назад прибежавший урядник. Завидев станового, он встрепенулся и подскочил.

– Смею доложить, ваше благородие, крестьянин Ёлкин уехал за реку, – старательно стараясь дышать в сторону, выпалил Саломатов. – Нашел время, подлец!

Збитнев внимательно всмотрелся в вечно красное лицо урядника, прищурил глаза:

– Да ты никак, братец, успел надраться?

– Самую малость, ваше благородие! – неожиданно громко признался Саломатов.

– Не ко времени, не ко времени, – покачал головой становой пристав.

– Так сегодня ж Чистый понедельник, положено зубы прополоскать после скоромной пищи, – оправдываясь, потупился Саломатов. – А Ёлкина я вам, ваше благородие, непременно доставлю, не извольте сумлеваться.

– Я и не сумлеваюсь, – досадливо передразнил его Платон Архипович, подкрутил ус, сказал: – Веди пока Анисима Белова… Может, одумался наш арестант.

Через несколько минут урядник втолкнул в кабинет Белова, и не думавшего сопротивляться. Анисим замер на пороге, а Саломатов, увесисто ткнув его в спину, рявкнул:

– Иди, иди, душегуб! Нечего глазом-то косить!

Становой, выпроводив преданно глядевшего на него Саломатова за дверь, поигрывая в пальцах карандашиком, посмотрел на Анисима, застывшего посреди кабинета.

– Да ты садись, братец, садись, – предложил он. – В ногах правды нет…

Анисим угрюмо шагнул к лавке, сел, сложив тяжелые ладони на коленях, смотрел в пол. Когда молчание надоело приставу, он постучал кончиком карандаша по столешнице.

– Ну, давай, любезный, рассказывай, как ты старика Кунгурова колом-с…

– Я ужо говорил, – насупился Анисим. – Не трогал я энтого старого козла…

– Но, но! С выражениями-то полегче! Как-никак о покойнике речь ведешь! – прикрикнул становой пристав. И снова улыбнулся. – Ладно… Расскажи-ка еще раз, как вы расстались с Ёлкиным и что ты после этого делал.

Анисим вздохнул:

– Говорил же… Увидел Кунгурова и побежал за ним. Куда Терентий делся, и не знаю. Отстал, видать.

– Ну вот видишь, – удовлетворенно подхватил Збитнев. – Побежал за Кунгуровым… И колышек, должно быть, прихватил?

– Ваше благородие, я же ужо говорил! Кол-то я выкинул, когда мы с Терентием к вам пошли. Он и уломал выкинуть.

Збитнев вскинул брови:

– Уломал, говоришь? Выкинул?

– Ну да… – кивнул Анисим.

– А каким же образом на нем кровь оказалась, любезный? – Збитнев в наигранном недоумении развел руками. – Объясните.

– Откедова же мне знать?! – зло буркнул Анисим.

– Кому же, как не тебе, братец, знать-то? Ведь это ты за стариком Кунгуровым бежал.

– Так я опосля потерял его из виду, – пожал плечами Анисим.

– Что ж, он сквозь землю провалился?

– Не знаю… Может, схоронился куда…

– И ты, конечно же, развернулся и пошел домой?

– Зачем? – чувствуя, что его пытаются поймать на слове, набычился Анисим. – Не мог я…

– Что так? – умело изображая удивление, поинтересовался Платон Архипович.

– А то не знаете, – еще больше нахмурился Анисим.

– Даже не догадываюсь, – развел руками пристав.

Белов зыркнул глазами, зло ответил:

– На дочь снасилованную смотреть не мог!

– Понятно, – протянул Збитнев. – Оттого-то старика и не пощадил… Это же надо – колом! И откуда в вас такая жестокость?

– Жисть такая!

– Какая ж это? – откинулся в кресле пристав.

Помолчав, Анисим буркнул:

– А такая… На мертвого глядя, зависть возьмет…

– Ишь, любезный, как ты запел, – покачал головой Платон Архипович. – Чего тебе не хватает? Изба есть, землю общество выделяет, лошаденка какая-никакая имеется. Живи да радуйся.

– Землю! – хмыкнул Анисим. – Какая это земля? Вся-то хорошая – у Кунгуровых да у Зыковых с Мануйловыми!