Суд праведный

Озиридов ждал. Он жил у Нины Пётровны, немного скучал от безделья, но продолжал ждать. Гнездившаяся в нем уверенность, что братья Зыковы непременно должны вернуться в Хабаровку, не оставляла его, однако, с каждым прошедшим днем начинала помаленьку подтаивать.

Когда принесли телеграмму, Ромуальд Иннокентьевич был дома один, Ниночка, как обычно, с утра отправилась в свою контору. Он сидел в удобном кресле-качалке, курил папиросу за папиросой и смотрел в окно на изнывающую от жары улицу. Звонок в прихожей не прервал его занятия. Краем уха он различил приглушенные голоса, но не встал, лишь приближающиеся шаги заставили его насторожиться. Вошла горничная.

— Барин, вам телеграмма, — кокетливо проворковала она.

Озиридов нетерпеливо протянул руку.

«БРАТЬЯ ОТБЫЛИ СТОРОНУ БАРНАУЛА ТЧК ПЛАТОН» — прочитал он и, унимая нервную дрожь в теле, благодарно улыбнулся горничной.

Выпроводив девушку, Ромуальд Иннокентьевич торопливо поднял трубку телефона, а услышав Нину Пётровну, как можно спокойнее произнес:

— Ниночка, опять мне пришлось пить кофе в одиночестве.

— Ну хорошо, хорошо, не буду отвлекать. Я просто хотел сказать, что отлучусь на несколько дней.

— Я не в претензии, — ласково отозвалась Нина Пётровна, и Озиридов с досадой расслышал в трубке, как щелкают под ее рукой костяшки счетов.

Тем не менее, он как можно мягче проговорил:

— Ниночка, ты не против, если я воспользуюсь твоим Фаворитом?

Нина Пётровна чуть помедлила. Фаворита она и сама старалась не гонять без нужды — конь хороших кровей. И все же она согласилась:

— Конечно, бери. Скажешь Ивану, я приказала. Пусть дрожки полегче выберет. Знаешь, те, что с сиденьем цвета бордо.

— Спасибо, дорогая! — с чувством поблагодарил Озиридов. — За рысака не беспокойся, буду беречь.

Уложив в саквояж белье, Ромуальд Иннокентьевич вынул из чемодана увесистый револьвер. Оттуда же достал патроны и, не торопясь вращая барабан, зарядил кольт.

— Ну вот, — сказал он вслух. — Всё готово.

Рысак, играя мышцами, уверенно пробежал по улицам столицы Алтайского горного округа и размеренно понес дрожки в сторону Бийска.

На этот раз Ромуальд Иннокентьевич решил остановиться, не доезжая Онгудая, в Кеньге. Не хотел встречаться лишний раз с онгудайским урядником, хоть и показался он ему человеком приятным и честным служакой. Ну а братья Зыковы, им все равно не миновать этой земской станции.

Поселился Озиридов в общей комнате, заплатив хозяину сразу за два дня вперед.

— Конь притомился, — пояснил он удивленно глянувшему на него хозяину, — Отдохнем, время у меня есть.

Устроившись у окна, он раскрыл толстый роман Купера, но приключения среди индейцев не шли ему на ум. Не столько читал, сколько размышлял о своем необычном деле, поглядывая в окно, внимательно рассматривал всех проезжавших мимо. Поужинав, долго гулял по селу, впрочем, стараясь не удаляться от тракта и земской станции. Начало темнеть, когда Ромуальд Иннокентьевич вернулся в избу. Ямщики, приказчики, сопровождающие товары, плотницкая артель, ищущая работу, все другие постояльцы уже готовились ко сну. Было душно, скверно пахло, надоедливо жужжали мухи, заснуть никак не удавалось.

Сквозь дрему Озиридов услышал грохот колес, веселую матерщину, и в земскую ввалились трое парней. Хозяин, вышедший навстречу с керосиновым фонарем, шикнул на них и указал свободное место. В тусклом свете Озиридов разглядел лишь показавшуюся ему зловещей физиономию с перебитым, свернутым набок носом.

Зыковы, утомленные долгой дорогой, быстро захрапели. Ромуальд Иннокентьевич понимал, что поскольку они никогда не видели его, то беспокоиться не о чем, но сон все равно не шел.

Первые рассветные лучи застали Озиридова на крыльце станции. Он неторопливо покуривал папиросу, ожидая, пока запрягут Фаворита. Отъехав верст пять от Кеньги, Ромуальд Иннокентьевич переложил револьвер из саквояжа в карман пыльника и пустил коня легкой рысью. Версты через две он заметил нагоняющий его столб пыли. Вскоре ему пришлось посторониться. Мимо, гремя бубенцами и подпрыгивая на неровностях дороги, с гиканьем пронеслась зыковская тройка со скалящим зубы гнедым коренником.

Озиридов отвернул лицо, словно не хотел засорять легкие пылью. Когда тройка скрылась за поворотом, он чуть коснулся вожжами налитого крупа рысака, давая понять, что им следует поторопиться. Фаворит, казалось, не прилагая никаких усилий, прибавил шагу.

В полуверсте от Хабаровки Озиридов свернул в лес, подступающий к тракту вплотную, соскочил с дрожек и привязал рысака к темной ели. Затем, проверив револьвер, быстрым шагом двинулся к дому кержака Евсеева.

И подошел туда вовремя.

Перед глухими воротами стояла знакомая тройка.

Держась вблизи мощного заплота, Озиридов подобрался к воротам и сразу услышал негромкий, задыхающийся, но полный угрозы голос старика Евсеева:

— Да вы чё, робяты? Какой чай? Какие деньги?

— Ты энто тово, кончай выкобениваться! — крикнул кто-то из братьев Зыковых.

— Не пойму, о чем вы толкуете, — продолжал гнуть свое Евсеев.