Читаем Суд праведный полностью

— Ежели вам надо, возьму.

— Друга решил проведать, учитель он, — пояснил Высич. — Симантовский. Слыхал о таком?

— Учился у него, — подобрел Пётр. — Садитесь, барин.

— Вот спасибо, — обрадовался Высич, забираясь на сани.

Пётр с сомнением глянул на его одежду и скинул с себя тулуп, оставшись в коротком полушубке.

— Набросьте, а то не доедете…

— Ну, давай тогда вместе накроемся, теплее будет, — предложил Высич, устраиваясь рядом с парнем.

Верст десять они ехали молча. Белов помалкивал от неловкости, боялся потревожить странного барина, а Высич погрузился в размышления, прикидывая, куда ему податься из Сотниково. Пожалуй, решил он, надо потихоньку двигаться в сторону Челябинска. Одежонку, кое-какие деньги он, наверное, найдет у Симантовского, а в Челябинске, если сумеет до него добраться, разыщет старых товарищей, с которыми сдружился на поселении.

— А вы откуда учителя знаете? — наконец осмелился спросить Пётр.

Да еще по университету. Учились вместе в Москве.

— Аж в самой Москве! — подивился Пётр. — Там, наверное, всему учат?

— Да уж! — заливисто рассмеялся Высич. — В любом случае — многому учат. Меня вот истории учили, Симантовского — юриспруденции. Да так вышло, что мы оба не тем делом занимаемся.

— А вы кто? — поинтересовался Пётр.

Высичу вовсе не хотелось откровенничать даже с таким симпатичным парнем, но и оборвать беседу было бы нехорошо. Ответил он неопределенно, но весело:

— Путешественник.

— Вот здорово, — негромко позавидовал Пётр. — Я слышал про таких. Они везде ездят, окрестности осматривают… Ну и музеи там… Я бы тоже хотел.

— Трудное это дело, — внезапно посерьезнел Высич. — Тут, главное, цель определить.

— А какие города бывают? — спросил Пётр.

Высич усмехнулся. В свои тридцать он успел повидать пару захолустных городишек, расположенных неподалеку от имения Высичей, ну и Москву. Правда, ему на другое повезло: прошел этапом через всю Россию, бедовал не только в Нарыме и Колпашево, ногами, натертыми кандальными цепями, исходил не одну дорогу. Но, конечно, парню, скинувшему ради него тулуп, всего этого не расскажешь.

— Ну вот, скажем, Бомбей… — с улыбкой заметил Высич. — Красивый город, а рядом океан шумит…

Рассказывал Высич интересно, к тому, что знал, не стеснялся приложить собственную фантазию. Пётр даже удивился, когда показались окраинные избы переселенцев. У школы он остановил сани.

— Тут Николай Николаевич и квартируют.

— Ну спасибо тебе, Пётр Анисимович, выручил путешественника, — искренне поблагодарил Высич и быстро взбежал на крыльцо.

Симантовский, услышав торопливый стук в дверь, недовольно поморщился. Убрав со стола графинчик с водкой, нетвердо ступая, пошел открывать, а распахнув дверь, застыл ошарашенно.

— Валерий?!

— Валерий, — усмехнулся Высич и, придержав Симантовского за плечи, отодвинул в сторону. Войдя внутрь, быстро закрыл за собой дверь и задвинул засов.

Наблюдающий за его манипуляциями хозяин хмыкнул:

— Откуда такая робость?

— Полиция страху нагнала! — хохотнул Высич, посмотрел на помятое лицо приятеля, подмигнул: — В комнату-то беглого пустишь?

— Обижаете, граф!.. — сделав приглашающий жест, чуть пошатнулся Симантовский. — У меня искать не будут, мы с приставом вместе водку пьем…

Валерий усмехнулся, а Симантовский, приобняв давнишнего приятеля за плечи, повел его в свою плохо прибранную и второй год не беленную, узкую, как вагон, комнату. Снимая пальто, Высич огляделся и не без сарказма заметил:

— Неплохо устроился, Коленька!

— А-а, — дернул щекой учитель. — Тунгусы вокруг! Хоть и русские, а все одно — тунгусы натуральные!.. Сейчас мы с тобой за встречу пропустим по маленькой. А хочешь, можно и по большой…

— Каяный я, — улыбнулся Высич.

— Это в каком смысле? — непонимающе скривился Симантовский, но потом до него дошло. Вспомнил о времени, проведенном в Енисейской губернии и о бытующем там обычае не предлагать спиртного человеку, давшему зарок не пить, каяному. Тупо уставившись на приятеля, он проговорил: — Валерий, ты никак тоже тунгусом стал? Тогда молчу… Но с твоего разрешения сам рюмашку пропущу. За нашу дружбу, старую и незыблемую, как этот чертов мир! Не возражаешь?

— Чего уж там, — махнул рукой Высич, пристраиваясь спиной к теплой печке.

— За нас! — просалютовал рюмкой Симантовский и, выпив, зябко повел плечами: — Ты как в Сотниково попал?

— На санях, — усмехнулся Высич.

— А сани чьи?

Высич объяснил. Симантовский задумчиво сморщил лоб, потом просветлел:

— Петька Белов тебя привез!

— Он самый.

— Ты же голодный, наверное? — вдруг озадачился Симантовский, поднимаясь со стула. — Сейчас чего-нибудь придумаем. Разносолов не обещаю, но пузо набить есть чем…

— Голодный, — признался Высич. — С утра крошки не было во рту….

— Ну вот, — почему-то разулыбался Симантовский. — Граф был голоден….

Высич остановил его, направившегося было из комнаты:

— Только вот должен тебе сказать… Меня полиция может разыскивать, я ведь не просто так в гости заехал.

— Догадываюсь, — совершенно трезвым голосом сказал учитель.

— Смогу я у тебя передохнуть недельку?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза