Суд над Роксаной

— О чем речь, я всегда рад помочь…— пробормотал король, но дева, привстав на цыпочки, прильнула к его губам и одарила страстным поцелуем.

Громден попятился, словно его огрели по башке дубиной, и в определенном смысле можно сказать, что нечто подобное с ним и произошло. Никогда в жизни ему не доводилось испытывать подобного ощущения. И хотя дева по возрасту годилась ему во внучки, в ней чувствовалась некая особая женская зрелость.

— Государь, — промолвила между тем она, — я вижу, у тебя кружится голова. Приляг на постель, чтобы я смогла окружить тебя достойной твоей доброты заботой.

Голова у Громдена и впрямь шла кругом по причине того, что столь нежный и сладкий поцелуй пробудил в ней разнообразные идеи, доселе ее не посещавшие. В то время как сознание его было затуманено буйной игрой воображения, он позволил деве уложить его в постель и освободить от стесняющей одежды, после чего она каким-то образом оказалась под простыней рядом с ним. При этом ее собственная одежда тоже куда-то подевалась. Дева принялась окружать старого короля заботой с такой силой, что проигнорировать подобный сигнал аист никоим образом не мог.

Поутру устыдившийся проявленной слабости король торопливо оделся и, покинув спящую красавицу, вернулся в замок Ругна. За делами он старался позабыть всю эту историю, но впечатление оказалось неизгладимым, так что в конце концов король не выдержал и отправился на пустующий пост под предлогом узнать, как у красавицы дела.

Пост, однако, оказался совершенно пуст, словно никакой девы там и не было. Огорченный король вернулся в замок, но на протяжении целого месяца ежедневно наведывался туда, где провел столь счастливую ночь. Увы, дева не объявилась. В конце концов Громден смирился с тем, что она исчезла навсегда, и вернулся к скучной, обыденной, королевской жизни.

Между тем менее чем через год к таинственной деве, хоть она и пряталась как могла, заявился аист и вручил ей сверток.

Вскоре после этого, когда король ужинал в обществе королевы и почтенных гостей, в пиршественном зале невесть откуда появилась женщина.

— Возьми свое незаконное дитя, неверный король Громден, — заявила она. — И узри, с кем ты нарушил супружеский обет.

Она взлетела в воздух и, обратившись в хохочущее облако (не иначе как из веселящего газа), растворилась. Лишь отзвуки смеха еще долго доносились до слуха потрясенных гостей.

Так коварная демонесса соблазнила, опозорила и унизила доброго короля. Власть его пришла в окончательный упадок, и замок Ругна уподобился пустой раковине. Королева, разумеется, не захотела иметь с ним ничего общего, и он сделался посмешищем всего Ксанфа.

Однако, будучи человеком совестливым, Громден вовсе не искал оправданий, а дочку, принесенную демонессой, признал своей и решил воспитать как принцессу. По правде сказать, это позднее дитя стало зеницей его ока: король любил дочку больше всего на свете, и она отвечала ему столь же искренней любовью. Королеву, однако, это до крайности возмущало, и она, будучи мастерицей по этой части, наложила проклятие: если девочка останется в замке Ругна, замок рухнет. В результате десятилетней девочке, обещавшей вскоре стать столь же ослепительной красавицей, как и ее мать, пришлось покинуть и замок, и горячо любимого отца.

Это разбило сердце короля Громдена. Он отослал королеву и с тех пор жил в замке один, не считая присматривавшей за хозяйством служанки. Он не прекращал поиски дочери, надеясь каким-то образом обойти проклятие, но та, будучи наполовину демонессой, упорно скрывалась, хотя и очень его любила. Спустя годы, и это уже совсем другая история, она встретила свою любовь, умерла, стала привидением, а спустя примерно четыре века была оживлена и воссоединилась со своим возлюбленным. Задолго до этого король Громден медленно угас, а замок Ругна был надолго заброшен. И виной всему этому гадкая демонесса.

Инсценировка подошла к концу.

— Ну и что это тебе дало? — спросила Панихида. — Хоть ты мне и мать, я по-прежнему не желаю иметь с тобой ничего общего, потому что стыжусь тебя. В отличие от моего дорогого, незабвенного отца!

— Мать твоя? — пробормотал ошеломленный Джордан. — Выходит, Метрия твоя матушка. А я ничего и не знал — ты мне не рассказывала.

— Мне о ней говорить противно.

— Вот видишь, — подала голос Метрия, — это безнадежно. Она всегда будет меня ненавидеть.

— Теперь взглянем на это с другой точки зрения, — решительно потребовала Менция.

— А надо ли? — спросила сквозь сердитые слезы Панихида.

— Надо, Панихида, надо. Мы об этом условились, а уговор дороже магии.