Читаем Суд королевской скамьи полностью

На лице Адама Кельно, когда, сидя за столом своего адвоката, он смотрел на Абрахама Кэди, было выражение нескрываемой жестокости н радости. Их глава встретились. Адам Кельно слегка улыбнулся.

— Внимание!

Судья Гилрой занял свое место.

— Мы все потрясены и расстроены неожиданной кончиной доктора Марка Тесслара, но, боюсь, тут уж ничего не поделаешь. Намерены ли вы, мистер Баннистер, представить его заявление в виде доказательства?

— В этом нет необходимости, — ответил Баннистер.

Гилрой в изумлении откинулся на спинку кресла. Хайсмит, приготовившийся к долгой и утомительной дискуссии по этому поводу, был ошеломлен.

Шимсон Арони пробрался поближе к Эйбу и, сев рядом, протянул ему записку. «Я Арони, — было написано в ней. — Мы привезли Соботника».

— И вы собираетесь этим ограничиться, мистер Баннистер? — спросил судья.

— Я хотел бы вызвать еще одного свидетеля.

Улыбка ползла с лица Адама Кельно, и сердце у него замерло.

— С данным свидетелем связаны не совсем обычные обстоятельства, милорд, и вследствие этого я хотел бы посоветоваться с вашей честью. Свидетель занимал видное положение в коммунистической стране и бежал из нее со своей семьей только прошлой ночью. Прибыв в Лондон в два часа, он попросил и получил политическое убежище. Мы искали этого джентльмена без малого год, не имея представления, жив ли он и сможет ли предстать перед нами, пока он не оказался на Лондоне.

— Добровольно ли он согласен давать показания в данном процессе?

— Я не имею представления, что побудило его к побегу, милорд.

— Так в чем, собственно, проблема? Если свидетель действует согласно своему желанию, не может быть и речи, чтобы отказать ему в этом праве. Если же он оказался тут не по своей воле, дело значительно осложняется, так как мы не можем определить, находится ли он под защитой английского суда, пусть даже он и попросил политического убежища.

— Нет, милорд. Проблема в том, что, когда перебежчик просит убежища, это требует длительных расследований. Мы не можем отрицать вероятность того, что данный свидетель может стать объектом грязной игры, и поэтому он доставлен в суд в сопровождении нескольких джентльменов из Скотланд-Ярда.

— Понимаю. Они вооружены?

— Да, милорд. И Форин офис, и Скотланд-Ярд считают, что они постоянно должны быть рядом. Мы обязаны защитить его.

— Весьма огорчает предположение, что английский суд может стать ареной каких-то грязных дел. Я не испытываю симпатий к закрытым судебным заседаниям. Мы предпочитаем проводить только открытые заседания суда, Итак, вы просите, чтобы данный свидетель был выслушан «ин камера»?

— Нет, милорд. Теперь, когда мы обсудили данный предмет и всем известно, что в зале присутствуют вооруженные сотрудники Скотланд-Ярда, трудно допустить, что кто-то осмелится на опасные действия.

— Что ж, я не в восторге от присутствия вооруженных людей в моем зале суда, но в данный. момент не вижу иного выхода. Мне приходится учитывать необычные обстоятельства. Приглашайте вашего свидетеля, мистер Баннистер.

— Он будет давать показания на чешском языке, ваша честь.

Адам Кельно напрягся, пытаясь вспомнить имя Густава Туклы. Люди, столпившиеся в дальнем конце зала суда, были оттеснены детективами, и по образовавшемуся проходу прошел растерянный, испуганный человек. Детективы из Скотланд-Ярда перекрыли все входы в здание. Завеса времени упала с глаз Адама Кельно, он судорожно втянул в себя воздух и торопливо нацарапал отчаянную записку Ричарду Смидди: «Остановите его».

— Невозможно, — шепнул Смидди. — Держите себя в руках.

В свою очередь, Смидди отправил записку Хайсмиту: «Кельно ужасно растерян».

Руки Густава Туклы тряслись, когда он, принеся присягу, занял свое место. Пока переводчика приводили к присяге, он озирался вокруг с видом затравленного животного.

— Прежде чем мы продолжим, — сказал судья Гилрой, — я хотел бы обратить ваше внимание, что свидетель находится в сильном напряжении. И я не потерплю ни малейших попыток запугивания данного человека. Мистер переводчик, будьте любезны, сообщите мистеру Тукле, что он находится в Англии, в суде Ее Величества, и никакие опасности ему тут не угрожают. Посоветуйте ему тщательно вдумываться в каждый вопрос, прежде чем он соберется отвечать.

Тукла постарался выдавить из себя улыбку и кивнул судье. Он назвал последний адрес, по которому жил в Брно, сообщил, что родился в Братиславе, где и жил до начала войны, работая инженером.

— Ваша последняя должность?

— Я был одним из руководителей завода имени Ленина, огромного предприятия тяжелой индустрии с несколькими тысячами рабочих.

Судья Гилрой, чтобы успокоить свидетеля, обсудил с ним несколько статей; которые он читал о международной ярмарке в Брно, и одобрительно отозвался о высокой репутации чехов в этой области.

— Занимали ли вы ко времени вашего бегства какой-нибудь пост в коммунистической партии? — начал Баннистер.

— Я заведовал отделом тяжелой промышленности в окружном комитете и был одним из членов Центрального Комитета, отвечавших за эту отрасль.

— Это был достаточно высокий пост, не так ли?

— Да.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза