Читаем Суд королевской скамьи полностью

— Я дралась изо всех сил. Мы с Тиной сопротивлялись тому, чтобы нас разделили, но они скрутили меня и сделали укол в спину. Но даже после него нижняя часть тела не потеряла чувствительности. Я по-прежнему все чувствовала.

— То есть укол не оказал воздействия?

— Нет.

— И когда вас доставили в операционную, вам не давали наркоза, не так ли?

— Я была в ужасе. Я все чувствовала и сказала им об этом. Я. попыталась сесть и спрыгнуть со стола. Двое закрутили мне руки и опрокинули спиной на стол. Доктор несколько раз ударил меня по лицу и рявкнул на меня: «Verlichte Judin... проклятая еврейка!» Я молила его убить меня, потому что не могла выносить эту боль. Я выжила только благодаря доктору Тесслару.

— Вы были в плохом состоянии после операции?

— Я вся горела от жара и чувствовала, что схожу с ума. Сквозь бред до меня доносились рыдания Тины... а потом я ничего не помню. Я не знаю, сколько прошло времени, пока снова начала все воспринимать. Может, прошло несколько дней. Я спросила, где Тина, и доктор Вискова сказала мне, что Тина в первую же ночь умерла от кровотечения.

Качнувшись на месте, она ударила кулаками по перильцам возвышения. Потом внезапно вскочила на ноги и, повернувшись, ткнула пальцем в доктора Кельно.

— Убийца! Убийца! — вырвался у нее мучительный стон.

Эйб рванулся по проходу, отбрасывая людей, попадавшихся ему на пути. Миновав места для прессы, он обхватил Хелену Принц руками.

— Я забираю ее отсюда, — сказал он.

Пристав взглянул на судью, который сделал ему знак оставить их в покое, и Эйб почти на руках вынес из зала суда рыдающую женщину.

Гилрой хотел сказать несколько слов присяжным относительно того, что данную сцену не стоит принимать во внимание, но он не смог этого сделать.

— Хотите ли вы подвергнуть свидетельницу перекрестному допросу, сэр Роберт?

— Нет. Она настолько расстроена, что не в состоянии вынести его.

— Члены суда видели и слышали то, что происходило у них перед глазами, — заметил судья. — И не смогут забыть этого. Леди и джентльмены, — усталым голосом обратился он к присяжным, — иного поступка, нежели тот, который сделал сэр Роберт, и нельзя было ждать от английского юриста. И когда позже я буду подводить Перед вами итоги представленным доказательствам, я попрошу вас не забывать, что данную свидетельницу не подвергали перекрестному допросу. Не объявить ли нам перерыв?

22

— Я хотел бы пригласить на свидетельское место сэра Бэзила Марвика, — известил Брендон О'Коннор.

Внешний вид и поведение Марвика выдавали в нем типичного англичанина, приверженца традиций. Он принес присягу на Новом Завете, назвал себя и сообщил, что живет на Уимпол-стрит. Суду было доложено, что ан давно считается видным анестезиологом, преподавателем и автором многочисленных трудов, которые выходят в свет вот уже четверть века.

— Будьте любезны объяснить милорду и суду присяжных, что представляют собой два основных вида наркоза.

— Существует общий наркоз, при котором пациент находится полностью в бессознательном состоянии, и местный, при котором подвергается обезболиванию только та часть тела, на которой предстоит оперировать.

— И определяет, к какому наркозу прибегнуть, конечно, сам хирург. Если же при нем нет анестезиолога, он сам может провести обезболивание.

— Да. В случае необходимости он может прибегнуть к комбинации этих двух видов наркоза.

— Какие средства использовались для общего наркоза в начале сороковых годов в Центральной и Восточной Европе?

— 3фир, этилхлорид, хлороформ, эвипал, закись азота, смешанная с кислородом, и другие.

— Я вынужден вмешаться, — сказал Хайсмит.— Мы слышали свидетельства двух хирургов из Ядвиги, что общий наркоз там, как правило, не применялся.

— О чем у нас и идет речь, — отпарировал О'Коннор.

— Понимаю, — пробормотал Гилрой. — Вы предполагаете, что в Ядвиге вполне могли давать общий наркоз.

— Из показаний свидетелей доктора Кельно мы убедились, что они были полностью в бессознательном состоянии, — сказал О'Коннор. — Вы слышали рассказ миссис Принц, что во время первой операции, которую проводил доктор Дымшиц, она была под общим наркозом. И я мог предположить, что доктор Кельно не считал нужным прибегать к общему наркозу лишь в тех случаях, когда перед ним на операционном столе оказывался еврейский пациент.

— Мистер О'Коннор, я разрешаю вам продолжать допрос свидетеля, но должен вас предупредить, что вы ступаете на опасную почву. И советую членам суда, пока данная точка зрения не получит убедительного подтверждения, относиться к показаниям доктора Марвика по этому вопросу с большой осторожностью.

Не тратя времени на высказывание благодарности в адрес судьи, О'Коннор немедля ринулся дальше.

— Значит, некоторые обезболивающие препараты используются при кратких операциях, а другие — если операция длится достаточно долго.

— Да, по выбору хирурга.

— Вы говорили нам, какие обезболивающие средства применялись в этой части Европы в сороковых годах. Не скажете ли нам, какие средства использовались для местного обезболивания?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза