Суд и ошибка. Осторожно: яд!

Мистер Тодхантер меж тем обратился мыслями к Гитлеру – единственному, кто, по его мнению, определенно заслуживал смерти. Ну, кроме, конечно, Муссолини. Эти абиссинцы… евреи… да, это был бы широкий жест. Кто знает, возможно, ему потом, когда он умрет, памятник бы поставили. Это было бы славно. Только вот умереть придется под коваными сапогами разъяренных нацистов, как тому убийце в Марселе… А это уже не так заманчиво.

Он снова посмотрел на своего гостя.

– Неужели вы не знаете хотя бы одного негодяя, который достоин смерти? – с укоризной вопросил он.

– Н-нет, боюсь, что нет, – пробормотал мистер Читтервик, чувствуя, что от него ждут извинений, и недоумевая, с чего это мистеру Тодхантеру понадобилось, чтобы он был знаком с потенциальными убийцами, но спросить напрямую не решился.

Мистер Тодхантер хмурился, думая, что мистер Читтервик оказался не тем, за кого себя выдавал.

Думал он и о том, не бросить ли ему, пока не поздно, эту затею. Мистер Тодхантер не был готов к тому, чтобы разрекламировать в ежедневных газетах свои услуги в качестве благодетельного убийцы: обращайтесь, не пожалеете! – тем более что, как выяснилось, спрос на них, мягко говоря, совсем невелик. И не только облегчение сопутствовало этой мысли, но, странное дело, и разочарование тоже.

5

Бывает, человек отправляется на поиски, но не находит того, что ищет, а потом возвращается и узнает, что вот оно, дома, некий добрый друг принес на блюдечке с голубой каемочкой.

Во вторник вечером после провала с мистером Читтервиком мистер Тодхантер решил отказаться от своего великого замысла. А на следующее утро Феррерс, литературный редактор «Лондонского обозрения», предложил ему невзначай именно то, что требовалось. Пока мистер Тодхантер подыскивал подходящую жертву, рыская по столбовым дорогам и окольным путям, она сидела себе посиживала прямо на его тропке.

По своим местам все расставил случайный вопрос. Прежде чем отправиться к Феррерсу, чтобы выбрать на рецензирование очередную книгу, мистер Тодхантер прошел другим коридором, чтобы зайти поболтать к давнему другу и одному из ведущих авторов журнала, благодаря которому, по сути дела, и началось сотрудничество мистера Тодхантера в «Лондонском обозрении». Но друга в его кабинете он не нашел, а на двери висела табличка с другой фамилией.

– Кстати, – в просторном кабинете Феррерса с окнами на Флит-стрит заметил мистер Тодхантер, кладя свою древнюю коричневого фетра шляпу на кипу газет, – кстати, а Огилви что, болен? В кабинете его нет.

Феррерс поднял глаза от статьи, которую сокращал, орудуя синим карандашом.

– Болен? Ну нет. Он последний, кого ушли, только и всего.

– Ушли? – озадаченно переспросил мистер Тодхантер.

– Уволили! Вышвырнули нашего беднягу Огилви, попросту говоря. Сунули ему вчера чек на полугодовую зарплату и велели выметаться.

– Уволили Огилви! – Мистер Тодхантер был потрясен. Умница Огилви с его крупной головой и пером трезвым и проницательным всегда казался ему неотъемлемой частью «Лондонского обозрения». – Бог мой, а я думал, тут без него никак…

– Просто срам! – закипел вдруг Феррерс, вообще-то воплощенная сдержанность в брюках. – Выставили за дверь!

– Но из-за чего? – спросил один из литературных обозревателей, который рылся в свежих романах, горой лежащих на столе у окна.

– Да из-за проклятых закулисных интриг. Вам, молодой человек, этого не понять.

Обозреватель, который, между прочим, был на три месяца старше редактора, благодушно усмехнулся:

– Прошу прощения, босс. – Он тешил себя иллюзией, что обращение «босс» Феррерсу неприятно.

– Послушайте, давайте вернемся к Огилви, – попросил мистер Тодхантер. – Так из-за чего, вы сказали, ему пришлось уйти?

– Внутренняя реорганизация, дружище! – с горечью произнес Феррерс. – Вам известно, что это означает?

– Нет, – ответил мистер Тодхантер.

– Ну, насколько я разумею, это значит уволить всех, у кого есть характер, а блюдолизов оставить. То, что нужно для такого журнала, как наш, верно? – Феррерс искренне гордился «Лондонским обозрением» с его репутацией солидного, по старинке добропорядочного журнала, которую он стремился поддерживать даже после того, как еженедельник перешел под контроль газетно-журнального концерна «Объединенная периодика», определенно намеренного опустить планку.

– Но как же теперь Огилви?

– Кто ж его знает… А ведь у него жена и дети.

– Но надеюсь, – чрезвычайно расстроенный, проговорил мистер Тодхантер, – он без труда сможет найти работу где-то еще?

– Работу? Ох, сомневаюсь. Он ведь уже не мальчик. А потом быть уволенным из «Объединенной периодики» – честь сомнительная. Кстати, это и вас касается, молодой человек, – кивнул Феррерс своему литобозревателю.

– Платите побольше, и я не дам вам шанса уволить меня, – парировал тот.

– Какой смысл? Ни разу я не добился от вас такой рецензии, как мне нужно!

– Да, потому что вам нужно, чтобы моя колонка еженедельно источала елейные похвалы в адрес наших крупнейших рекламодателей и лопалась от толстых, жирных, многословных цитат! – вспылил обозреватель. – Я уже говорил вам: такое я кропать не согласен.