Суд герцога

Упоминание о письме пробудило в Америго ревность. Тут же потребовал он отдать ему письмо. Слуга залепетал, что письмо велено отдать лишь в руки адресата. И опять начал умолять более не задерживать его.

Но Америго было уже не до церемоний.

- Письмо! - рявкнул он.

Гаспаро продолжал упрямиться, и Вителли махнул своим приятелям пухлой ручкой.

Они бросились на слугу, как спущенные с поводков гончие - на зайца. В мгновение ока с Гаспаро сдернули камзол, разорвали на четыре части, за ним последовала рубашка, кинжал резанул пояс, панталоны упали на землю, за ними последовали рейтузы.

Короче, пять секунд спустя Гаспаро стоял в чем мать родила, четверо держали его, а двое копались в тряпье. Письмо выудили из одного из карманов камзола и торжественно вручили Америго.

Тот, не заботясь о последствиях, порвал связывающие письмо нити и потребовал света. Подошел слуга с факелом. Вителли прочитал, лицо его поначалу почернело от ярости, но тут же его осенило: если Беатрис угрожает опасность, а в письме говорилось именно об этом, кто, как не он, должен поспешить на помощь. Если же нет, если этим письмом она... Америго нахмурился. Болван-слуга говорил, что капитан ждет его, значит, ничего Беатрис не грозит. Просто она хочет... и губы Америго искривились в улыбке.

А тем временем застоявшиеся приятели Америго вновь закружили в хороводе под звуки лютни. Песню, правда, они пели уже другую:

Розовый наш дорогой,

О, Гаспаро, паро, паро,

Ноженьки твои дугой,

О, Гаспаро, паро, па!

Америго вырвался из круга.

- Ты пойдешь со мной! - приказал он одному из слуг с факелом. - А вам, друзья, веселой ночи! У меня важное дело. Счастливо оставаться.

И зашагал вдоль улицы в сопровождении слуги.

Приятели удивленно смотрели ему вслед, криками звали вернуться.

- Это может плохо кончиться, - изрек кто-то из них. - Он слишком пьян, нельзя отпускать его одного.

- Так за ним! - сразу же нашлось решение.

И вся компания двинулась следом во главе с мальчиком, продолжающим тренькать на лютне.

Гаспаро же, дрожащий от холода и страха, остался посреди улицы. Подобрал с земли остатки одежды, чтобы хоть как-то прикрыть наготу. А потом, снедаемый жаждой мести, поспешил к Бальдассаре Шипионе, чтобы рассказать, как у него отняли письмо, посланное славному капитану монной Беатрис дельи Омодей.

Шипионе терпеливо выслушал несвязную речь Гаспаро, отправил его к губернатору, а сам приказал принести меч и кинжал и побежал к дому старого графа.

В комнатке, примыкающей к спальне монны Беатрис, царило напряженное ожидание. Франческо ерзал на стуле от нетерпения и страха, что кто-то из домочадцев может помешать выполнению его черных замыслов. Беатрис, с гулко бьющимся сердцем, лишь невероятным усилием воли не давала себе упасть в обморок. Она надеялась, что ее свидетельские показания не позволят Франческо выйти сухим из воды, если ему таки удастся убить ее жениха.

Внезапно Франческо поднялся, склонил голову, прислушиваясь. Улыбнулся, предвкушая скорый триумф.

- Идет твой возлюбленный, Беатрис, - возвестил он.

Тут и до ее ушей донесся скрип петель садовой калитки. Сердце забилось еще сильнее, по телу разлилась слабость, но она продолжала бороться со спасительным забытьем, всеми силами пытаясь сохранить контроль над головой и телом.

Франческо подошел к ней, вынул кляп изо рта.

- Можешь кричать, если тебе этого хочется.

Но Беатрис плотно сжала губы, понимая, что ее крики лишь заставят Бальдассаре ускорить шаг.

Франческо же вернулся к балконной двери, притаился среди тяжелых портьер. Чуть присел, готовясь к решающему удару, в его руке тускло блестела сталь кинжала.

Шаги приближались. Вот они загремели, именно загремели, ибо у Беатрис и Франческо слух обострился во сто крат, по ступеням лестницы.

Франческо, замерев, ждал с побледневшим лицом, затаив дыхание, брови его сошлись у переносицы, ноздри раздувались. Если б в это мгновение он хоть мельком глянул на Беатрис, то выражение ее лица наверняка остановило бы его.

Она сидела, вся подавшись вперед, насколько позволяли веревки, чуть разлепив губы, с широко раскрытыми глазами. И к страху, которым дышало ее прекрасное лицо, примешались изумление и даже облегчение. Ибо Беатрис знала, что мужчина, поднимающийся по лестнице, - не ее возлюбленный. Уж она-то, вся обратившаяся в слух, не могла ошибиться.

Даже Франческо мог бы догадаться, что идет к ним не Шипионе, но кто-то другой. Капитан шагал бы куда тверже, да еще клацал бы шпорами и гремел мечом.

И он мог бы логическим путем прийти к выводу, который Беатрис угадала, лишь благодаря женскому чутью. Но мысли Франческо были направлены на другое.

Беатрис могла бы закричать. Остановить руку Франческо. Спасти человека, в чью грудь несколько мгновений спустя вонзился его кинжал. Но думала она лишь об одном: ее Бальдассаре ничего не грозит.

Шаги достигли балкона, рука откинула портьеру. И тут же Франческо ударил. Раз, другой, третий опустился его кинжал сквозь бархат портьеры, поражая стоявшего за ней мужчину.