Суд да дело

- И наши бездомные не знают, кого благодарить за нехватку мест в ночлежках, - подхватывала Эсфирь. - Потому что одни доброхоты идут на других стенка на стенку - попробуй тут разберись. Вот я читала вчера, как одни добряки собрали денег на новую ночлежку. Строить новый дом слишком дорого, но добрый город продал им хороший пустующий дом за доллар. И на собранные добрые деньги этот дом был прекрасно отремонтирован и готов к открытию. Но в последний момент приемная комиссия отказалась дать разрешение. Почему? Потому что в свое время другие добрые люди пожалели стариков, живущих в домах без лифтов. И добились постановления: если строится дом высотой больше четырех этажей, лифт в нем должен быть обязательно. А отремонтированная ночлежка была высотой в пять этажей. Добрые защитники бездомных пытались спорить. Они уверяли, что их будущие постояльцы готовы подниматься пешком с этажа на этаж, из столового зала в спальный. Что будут собраны нужные подписи под нужным письмом. Но строительный код - это прочнее, чем закон. Никто не помнит, кто и когда его принимал. Поэтому отменить или нарушить его - невозможно. Поэтому новенькая ночлежка до сих пор пустует.

Еще одно чудо - Грегори согласился возобновить учебу. И даже уверял, что в местной школе - в отличие от прежней - можно услышать что-то интересное о новостях техники. После уроков честно звонил матери, докладывал о прошедшем дне. Долли приняла его ультиматум, поверила, что это не пустая угроза. Больше не настаивала ни на чем. Не рассказывала о том, как она извелась, что не может заснуть без снотворного. (Об этом Кипер узнавал от Эсфири). Робко расспрашивала, что у него надето на голове, какая обувь на ногах. Новые зимние ботинки? Но откуда у тебя деньги? Можно мы тебе передадим несколько долларов через Эсфирь? Ведь она-то знает, где ты прячешься, и честно хранит секрет. Грегори милостиво соглашался принять дань. И потом исчезал на субботу и воскресенье.

- Лучше не спрашивай "куда?", - советовала Эсфирь. - Зачем нам знать? Вспомни Экклезиаста: "Кто умножает познания, умножает скорбь".

В начале весны пришло очередное письмо от Школьного учителя.

"Дорогой К. Р.!

В этом году я преподаю историю и естествознание в средней школе. В классах много славных ребят, мне с ними. легко, занятно, поучительно. Многие летом помогают родителям на фермах, в лавках, в мастерских. Конечно, вещи подчиняются им лучше, чем слова. Словарный запас у них невелик. Но я заметил, что одно слово мелькает в их разговорах и сочинениях гораздо чаще других. Вернее, два, навеки спаренных, слова: ХОРОШО-ПЛОХО.

Все мои попытки объективно рассказывать об исторических событиях разбиваются об эту скалу (шкалу?). Религиозные преследования и войны в Европе - это ведь плохо? Конечно. Но если бы их не было, пуритане не побежали бы за океан и не основали Америку - так? Значит, плохое может порождать хорошее?

- Для нас Америка - это хорошо, - вылезает другой, - а ты послушай, что скажут индейцы. Для них было бы гораздо лучше, если бы всех пуритан католики сожгли на своих кострах еще в Европе.

Быть смелым, храбро сражаться за свою страну - это ведь хорошо? Но если бы во время нашей гражданской войны южане не были такими храбрыми, война не длилась бы так долго и рабство рухнуло бы раньше. А если бы немцам добавить трусости, то и Гитлера удалось бы разбить гораздо скорее.

Мои ученики затаскивают меня в вечный философский спор о природе добра и зла. И я вдруг заметил, что на школьном, на семейно-воспитательном уровне вся идея добра сводится к подавлению эгоизма. Будь щедрым, честным, трудолюбивым, целомудренным, плати свои долги, помогай старикам, защищай слабых. Нам кажется, что эгоизм можно и нужно подавлять неустанно, давить и выжигать из каждой души. Мы воображаем, что запас эгоизма в каждом человеке неисчерпаем.

Но так ли это?

Если взглянуть на наших современников, как много среди них утративших волю к жизни, раздавленных невыполнимыми требованиями к себе. Готовых все раздать, но ничего не имеющих, ибо у них нет сил создать что-то для себя или других. Погруженных в тоску, растерянных, опустошенных, сварливо требующих от окружающих соблюдения тех же бессмысленных правил, которые они взвалили на себя. Спасительный эгоизм успешно разрушен - и что осталось от человека?

Если бы мне удалось собрать таких в одном зале, я произнес бы перед ними речь в защиту эгоизма. Я бы объяснил им, что на самом деле каждый эгоистический порыв - это попытка исполнить высокий долг. Наше тело, со всеми его нервами, сосудами, мышцами, зубами, глазами, страстями, - это храм души, создание Господа, часть Творения, порученная лично нам. И у нас нет более важного долга, чем охранять, сберегать, украшать, ремонтировать этот храм. Никто, кроме нас, не сможет и не станет этого делать. Ничего нет постыдного в том, чтобы ставить этот долг превыше всех других. Недаром же во всех древних религиях омовения, посты, правила питания возведены в ранг священных обрядов. Высокий эгоизм - вот новая добродетель, которой надо учиться.