Сучка по прозвищу Леди

Я потрясла головой. Чушь это — он вернулся, потому что любит, правильно, он любит меня и хочет, чтобы я тоже была дома. Ну вот, я дома. Сказав себе, что врать нельзя, я носом открыла дверь и быстро побежала в свою комнату. Она оказалась закрытой, но мне удалось открыть ее, схватившись за ручку зубами, повернув ее и толкнув дверь задними лапами. Вновь оказавшись в своей комнате, я захлопнула дверь и заперла ее, ухватившись зубами за крючок. Мне пришлось нелегко, и я до крови поранила пасть. Однако я была дома — в своей комнате. Заскулив от счастья, я прыгнула на кровать и стала плакать, плакать, плакать, пока не намочила всю шерсть на морде.

Однако для слез у меня было немного времени. Вскоре я услыхала, как папа поднимается по лестнице, по-видимому, в туалет. Он постоял у моей двери, и я затаила дыхание. Слишком быстро — я еще не была готова! Он вздохнул и пошел дальше. Однако рано или поздно кто-нибудь обнаружит, что дверь заперта — и заперта изнутри. Если бы они только знали, как сильно их пропавшая дочь хочет с ними встретиться, но, конечно же, пока я не могла позволить им войти — пока еще нет.

Чуть погодя открылась входная дверь, это пришел Адам. Он поздоровался с мамой и с папой и сразу же спросил, нет ли каких новостей.

— Нет, — ответила мама бесцветным скучным голосом.

Интересно, обнял ли папа ее, как делал это прежде? И вновь вернулись обиды, словно прилетела стая птиц. Может быть, теперь, когда меня нет, они опять будут вместе? Может быть, они разошлись из-за меня? Может быть, Адам спросил обо мне в надежде, что нашли мертвое тело…

— Перестань изводиться, — рыкнула я на себя.

И без того все было плохо, зачем же делать еще хуже? Как будто у всех сразу все уладилось, как только меня не стало! Как будто исключительно от меня это зависело! И я решила, хотя была всего-навсего собакой, с той минуты вести себя по-взрослому и делать все так, чтобы потом ни о чем не жалеть. Что толку жалеть себя? Надо научиться подчинять себе обстоятельства.

Что сделать такого, чтобы они узнали меня? Голос они, естественно, не узнают, но, может быть, узнают мой почерк? Почему бы и нет? Я вскочила, чтобы тотчас исполнить задуманное, но не тут-то было. Я даже ящик не смогла открыть, где лежали ручки и бумага. Но на столе валялся тюбик губной помады, и я стала писать им, зажав его между пальцами, но из этого ничего не вышло. Тогда я взяла его в рот — так было лучше, но все равно результат никуда не годился. Это был не почерк, а черт-те что.

Я осознавала, что никогда не смогу сказать, кто я, значит, надо показать. Главное, сказала я себе, вести себя не как собака. Если я хочу быть человеком, то и вести себя надо, как человек. Надо вновь стать Сандрой Фрэнси.

До тех пор я попросту плыла по воле волн. Я вела себя, как собака, — и было глупо ждать перемен. И я поклялась не делать ничего из того, что обычно делают собаки. Больше никаких кошек, никакой еды с земли, никакой охоты. Больше не писать у всех на глазах, надо пользоваться туалетом. Не ходить голой, надо что-нибудь подобрать себе из одежды. Не лаять и не рычать — надо пользоваться человеческой речью, даже если это будет выглядеть совсем по-идиотски. Надо чистить зубы, мыть голову и стричь ногти. Я буду смотреть телевизор и читать книжки. И нечего медлить — все учебники в моей комнате. Пусть я стала собакой, но учиться-то я смогу. Буду делать все, что обычно делают люди. Терри не смог вернуть мне мой облик, родители тоже не смогут. Придется думать об этом самой.

Оглядываясь назад, я не могу не дивиться, насколько была наивной, полагая, что человек — это умение обедать за столом, умение чистить зубы, носить одежду и пользоваться косметикой. Человек — это намного больше. Это ответственность, забота о близких, умение выделять главное, умение уважать себя. Вот так. Но надо с чего-то начинать. Может быть, как ни трудно, все же постараться и убедить родных, что в шкуре собаки живет их Сандра.

Я соскочила со стола и бросилась к комоду. Слава богу, он был совсем новый, с ящиками на колесиках, и они легко выдвигались. В них были мои платья, правда, я понятия не имела, как надену их. Порывшись в ящиках, я вытащила кое-что зубами и бросила на ковер — футболки, трусики, колготки, джинсы, юбки, кофточки. Наконец-то, в первый раз за несколько недель, я не была голой.