Сучка по прозвищу Леди

Я обиделась! Они бросили меня, как будто им не было до меня никакого дела. Тогда я гавкнула и побежала за ними следом. Парень обернулся, и я, подпрыгнув, достала лапами до его груди. Он улыбнулся и похлопал меня по бокам, после чего я стала кататься по земле для него тоже, предлагая и ему погладить мой живот.

Энни рассмеялась.

— Настоящая шлюшка!

И знаете, это вывело меня из себя. Как она посмела? Я же всего-навсего выражала дружеские чувства — а она заявила, что я шлюха! Ладно, я знаю, что она шутит, но она всегда такая, эта Энни, — всегда на высоте, всегда все знает, всегда уверена в своей правоте. Я поднялась и поглядела на нее, с улыбкой наблюдавшей за мной, как будто она — всё, а я — ничто, как будто все должны были видеть, какая я плохая, а она хорошая.

Энни ткнула в меня пальцем и рассмеялась.

— Посмотри, какая она забавная! я

— Ха-ха-ха! Какая она забавная, — передразнила я ее, хотя вряд ли она поняла хоть слово.

Несколько секунд мы стояли и смотрели друг на друга, и я вспоминала то время, когда она буквально все делала лучше меня. За что ни возьмись, все у нее получалось лучше — в школе, в играх, с мальчиками. Ее мальчики всегда были постарше и более внимательными, более ответственными. Короче говоря, лучше. Я же всегда связывалась с такими, которые сначала превозносили меня до небес, а потом смешивали с дерьмом. Но на самом деле, если подумать, Энни не была лучше — она считала, что она лучше. Это она считала, будто то, что она делает, лучше и важнее того, что я делаю хорошо — что школа важнее, чем умение радоваться жизни, и даже игры важнее этого. А я думаю, какая разница, кто ловчее кинул мяч в сетку? И чем внимательные мальчики лучше невнимательных? Вот так. Энни обманывала меня, а я всегда верила ей. И это самое ужасное — все прошедшие годы я считала, что хочу походить на Энни, вот только недостаточно хороша для этого. Вам понятно? Как будто я была Энни Тёрнер, только похуже. А когда я стала вести себя по-своему, как только стала делать все, как мне хотелось, она первая назвала меня дурой, даже большей дурой, чем прежде. Вот уж я переживала — и все равно хотела, чтобы мы остались подругами, как прежде.

Мне хотелось позабавить ее, чтобы она посмеялась, и в то же время самой посмеяться над ней. Я решила изобразить Малыша-Петушка. Поднялась на задние лапы. Они не сводили с меня изумленных взглядов. Потом я подошла к дереву, чтобы легче было стоять, положила обе верхние лапы, ну, на то местечко и сделала вид, будто писаю.

— Фу, только этого недоставало!

— Поразительно. Жуть какая-то!

— Думаешь, она нормальная?

— Смотри! Она глядит на нас!

Энни и парень попятились от меня, но я еще не закончила представление. Стала похлопывать себя вокруг того места, где должен был бы быть петушок, если бы я родилась парнем.

— Черт побери, где же он? Куда подевался мой петушок? — закричала я и ощупывала себя всю, раздвигала шерсть, оглядывалась, ползала по земле, орала и, не переставая, произносила всякие слова. — Его нет! Он сбежал! Никто не видел моего петушка? Я не могу его отыскать! Пусть он маленький малыш-малышок, но другого-то у меня нет! Помогите! Где мой Малыш-Петушок? Где моя кнопочка?

Не знаю, как они, а я смеялась от души. Даже упала, заливаясь смехом, но Энни и Тоби мое представление не понравилось. Оглядываясь назад, я не могу винить их за это. Наверно, у меня был совершенно ненормальный вид, когда я плясала на задних лапах. И, естественно, они не понимали ни слова из того, что я говорила, для них это был бессмысленный набор рычания, скулежа и воя. Когда я вновь поглядела на Энни и Тоби, на них лица не было. Энни пряталась за Малыша-Петушка, и оба пятились, не решаясь повернуться ко мне спиной.

— Не уходите! — крикнула я, однако это прозвучало жуткой собачьей пародией на человеческую речь.

Энни закричала и побежала прочь. Я испугалась. Мне ведь хотелось всего-навсего посмешить ее! Ладно, это не совсем правда, я тоже злилась — и хотела, чтобы она узнала меня! Я не понимала, почему бы нам опять не стать подругами? Неожиданно до меня дошло, насколько не по-собачьи отвратительным им мог показаться мой спектакль. И у меня тотчас изменилось настроение. Я пришла в ужас и бросилась за ними, зовя их по именам.

— Тоби! Тоби! Неужели ты не помнишь меня?

Я молила его узнать меня. Я прыгала вокруг него. Но он лишь кричал и в страхе меня отталкивал.

Теперь они оба с воплями мчались прочь, и я уже видела, как им на помощь бежали находившиеся в парке люди, которые единым хором со злостью орали на меня. Но ведь у меня в мыслях не было ничего дурного — слишком поздно! Для них я была взбесившейся собакой, которая посягнула на человеческую неприкосновенность. Мне грозила опасность! Ничего не оставалось, как развернуться и мчаться что было мочи по зеленым лужайкам. Когда люди как будто потеряли меня из вида, я нырнула в кусты и спряталась за ними. Мне предстояло