Субботний шабаш

— Это не прямая линия. Тут другой принцип действия. Черный ящик принимает и закладывает в память информацию по каждому отдельному каналу по десятиминутной программе. По окончании каждой программы он передает собранные данные на компьютер — все шесть каналов одновременно. Время разгрузки — десять секунд. В течение этих десяти секунд входные данные через приемник накапливаются на буферном устройстве — в цепи задержки — и затем, по окончании передачи, записываются на магнитную ленту. Таким образом, при сборе данных удается избежать ненужных интервалов между записываемыми программами.

— Ну и как я узнаю, что там у него происходит?

— Я все подготовила, — улыбнувшись, ответила Эйприл. — Посмотрите на свой терминал.

Броньола повернул голову к первому компьютеру. На мониторе появилась надпись: «Аудиопрограмма».

— Ваши кнопки управления — цифровые клавиши от 1 до 6, — пояснила Роза. — Каждая клавиша соответствует отдельному каналу записи. Страйкер — на первом канале. Скалолаз — на четвертом. Где установлены другие микрофоны, я точно не знаю.

— Значит, я просто нажимаю кнопку "1" и все?

— спросил он.

— Да. Эта кнопка переключает вас на канал Страйкера, начиная с первой выборки. Для прослушивания следующей порции нажмите «1.1», затем «1.2» и так далее. Компьютер уже ликвидировал паузы, поэтому разговор будет воспроизводиться в непрерывном режиме, даже если были большие перерывы. Кроме того, у вас в запасе остается десять минут, чтобы внести необходимые коррективы.

— Хорошо, — проворчал Броньола, склонившись над терминалом.

— Кстати, — поинтересовалась Роза, — а кто такой Зигмунд?

— А что такое?

— Он зашел в кабинет Страйкера как раз перед началом последнего сброса информации. Пока что у меня только их приветствия.

Броньола вздохнул, пожал плечами и нажал кнопку "1" на своей клавиатуре.

* * *

Легко постучав в дверь, в кабинет без приглашения вошел незнакомый Болану человек неопределенного возраста, среднего роста и атлетического телосложения. И хотя Болан никогда раньше не видел этого типа с мужественным лицом, тяжелым взглядом и обманчиво расслабленной манерой держаться, он сразу же понял, кто перед ним.

— Жизнь бьет ключом, Зигмунд? — небрежно поинтересовался он.

Трефовый Туз подошел к окну, выглянул на террасу и затем, обернувшись, проговорил с тонкой ухмылкой:

— Боюсь, что вообще не бьет. Шлюзы перекрыты.

— Это не проблема, достаточно немного приоткрыть вентиль, — парировал Болан.

Зигмунд снова повернулся к окну, закурил и, глубоко затянувшись, выпустил дым через нос. Какое-то время он молча наблюдал за голубыми завитушками, поднимающимися к потолку, потом сунул руки в карманы и, повернув голову к человеку, сидящему за столом, произнес:

— И поэтому ты здесь?

Болан посмотрел на него тяжелым взглядом.

— Я здесь, потому что я здесь.

— Извини, я не хотел сказать, что... — Зигмунд снова затянулся сигаретой. — Я был в Европе, когда... на... э-э...

— Ты был в Цюрихе.

В глазах Трефового Туза сверкнул огонек.

— Ты знаешь обо мне больше, чем я о тебе.

— Имею право.

Зигмунд улыбнулся, подошел к столу и, вынув изо рта сигарету, наклонился, чтобы получше разглядеть лицо и руки Болана.

— У меня есть личный вопрос, можно?

Болан ответил улыбкой на улыбку.

— Давай.

— Мне нравится твое лицо. Кто его сотворил?

Зигмунд не скрывал своего профессионального интереса, но Болан ответил уклончиво и довольно сухо:

— Это слишком личное.

Так оно и было. Если в легендах о Тузах имелась хоть доля истины, то правдой могло быть и то, что они меняли внешность так же часто, как свои костюмы. Ходил даже анекдот, суть которого заключалась в том, что «трефы» и «пики» иногда забывали, кто они на самом деле. Конечно, смысл шутки состоял в том, чтобы заставить поверить в это всех остальных.

Да, лицо Болана сейчас совсем не походило на то, с каким он начинал эту войну. Внимательный взгляд специалиста заметил бы, что оно претерпело немало изменений.

Зигмунд произнес:

— Да, ты прав. Особенно сейчас. Честно говоря, меня несколько удивило, что ты здесь.

— Почему?

— Ну, просто... Ты же был здесь, когда началась заваруха?

Болан холодно произнес:

— Да, был.

— Теперь этот город просто дышит ненавистью.

— Сейчас так везде, не только здесь, — напомнил Тузу Болан.

— Но здесь особенно, тебе не кажется?

Болан пожал плечами:

— Меня это только вдохновляет. Но они ненавидят не меня, Зигмунд, а то, во что превратилось их дело. Мы должны все изменить.

— Мы? Учти, нас осталось всего лишь двое. Иногда я задаю себе вопрос: а на правильном ли мы пути? Понимаешь, на то, что осталось, не стоит даже тратить силы. Если только...

— Что если только? — проворчал Болан.

— Если только мы не избавимся от этого парня — Болана. Он тоже появился в городе.

Зигмунд заметно нажал на слово «тоже».

— Ты видел его? — мягко спросил Болан.

— А кто его вообще когда-нибудь видел? Но он здесь. Это точно. С тех пор, как я вернулся из Европы, я все время потратил на то, чтобы изучить повадки этого типа, найти к нему ключ, вычислить его. Теперь я наверняка знаю, как он действует, какие методы берет на вооружение.