Sub specie aeternitatis

То общественное направление, которое в последние годы присвоило себе монополию защиты интересов трудящихся масс, впало в довольно скверный род утопизма и проявило большую политическую близорукость. Когда-то народничество верило, что Россия может перескочить через капиталистическую эпоху, не умело ценить огромного значения прав личности и боялось свободы, потому что она будто бы отдает народ во власть буржуазии. Это было и утопично и реакционно, как в социальном так и в политическом отношении. Марксизм страстно выступил против этого утопического реакционерства. Так называемый «экономизм»4* представлял уклон в сторону исключительного экономического реализма и соответствовал слабому еще правосознанию. Но замечательнее всего, что именно у тех, которые поставили своею целью бороться с «экономизмом», происходит очень оригинальный процесс народнического перерождения марксизма. Они тоже хотят через что-то перескочить, тоже недооценивают самостоятельного значения правовых гарантий, из их перспективы исчезает ближайший этап нашего исторического развития. Тут мы имеем дело с несомненным возрождением утопизма и даже своеобразного реакционерства на радикальной почве, так как трудящиеся массы постоянно противопоставляются тем правовым требованиям, которые составляют историческую общенациональную задачу времени. Даже с строго марксистской классовой точки зрения можно признать, что бывают исторические моменты, когда самые различные социальные группы выполняют одну общую задачу и идут дальше своих классовых интересов. И нас вдохновляет сейчас не определенный, общественный и государственный строй, исторически ограниченный и в действительности буржуазный, а неотъемлемые права личности, составляющие абсолютные, сверхклассовые и сверхисторические блага.

И мы горячо отстаиваем единство нашего освободительного общественного движения, думаем, что самые глубокие социальные борозды не могут разрушить этого единства перед общей задачей. Не думаю, чтобы этому объективному единству могло соответствовать единство субъективное, нет, это было бы утопическою мечтою, но сознательное историческое сотрудничество, во всяком случае, возможно и оно должно быть, так как жизнь сильнее доктрин.

Это одна сторона вопроса, которая и вызывает разговоры о нашем «предательстве». Но есть и другая сторона. Мы ни на одну секунду не забываем, что «предательство» действительно может быть и им чреваты прогрессивные сейчас общественные силы. Сегодняшние наши союзники завтра будут нашими врагами. Мы знаем, на чью сторону должны стать, и не изменили тем заветам, которых держались в эпоху нашего марксизма.

Каковы же задачи интеллигенции? Интеллигенция должна поддерживать сейчас идеальное единство освободительных стремлений. Русский интеллигент по природе своей прежде всего свободолюбец и в своих стремлениях он опирался то на крестьянство, то на стихийную силу, то на рабочих, то на земство. Но природу свою он до сих пор еще не достаточно сознал и потому не имеет он еще настоящего вкуса к правам. У самого передового марксиста вы можете встретить переживание рабских чувств, боязнь обнаружить свою жажду свободы. Пора уже бросить это рабье трепетанье перед доктриною и в правосознании своем обнаружить свою истинную человеческую природу.

Может ли быть тут речь об измене трудящимся? Только те это могут думать, которые не признают правовой порядок великим выигрышем для всех общественных групп. В программе своей мы решительно берем под свою защиту реальные интересы трудящихся масс, мы ничем не отличаемся в конкретных своих пожеланиях от тех, которые нас подозревают в измене. На почве экономической ясно обнаружена противоположность интересов и для нас не может быть сомнений, на чьей стороне справедливость, с кем должно соединить свою социальную судьбу, но на почве правовой положение совершенно иное, тут мы имеем дело с интересом общенациональным.

Нужно помнить, что в группировке наших общественных направлений много временного, связанного с исторической минутой. Мы прекрасно понимаем, что может быть скоро настанет время, когда эта группировка будет иною, но историческая минута обязывает нас поддерживать известного рода комбинацию общественных сил. Наша очередная историческая задача будет решена только совокупностью всех общественных течений и было бы полной потерею исторической перспективы возложить все надежды лишь на одну общественную силу.

Этим нисколько не отрицаются относительные права классовой политики. Смысл великого движения представляется для нас в совершенно ином свете, но об этом я уже говорил в первой части своей статьи.

СУДЬБА РУССКОГО КОНСЕРВАТИЗМА [94]